Шел второй месяц боевых действий в Чечне. И второй месяц осады Бамута. Главной западной крепости боевиков, имеющей для них еще с прошлой войны не только стратегическое, но и большое символическое значение. Расположенный в нескольких километрах от ингушской границы превращенный в крепость поселок, в котором еще с 1995-го жили одни боевики, в первую кампанию был взят одним из последних.
Сейчас командующий Западной группировкой генерал Владимир Шаманов решил взять эту их знаковую крепость одной из первых. Только не штурмом, а бескровной осадой.
…Спрыгнув с брони, пехота во главе с «замполитом» полка рослым подполковником Олегом отправилась в окаймляющие Бамут покрытые лесом горы.
Разведвыход по тылам боевиков шел по четко рассчитанному, продуманному маршруту. Впрочем, разведвыходом этот пеший поход по бамутским лесам был скорее для нас, а для мотострелков 58-й армии это была обычная смена засад, которую проводили каждые 2-3 дня.
Все — от сухих пайков на трое суток до боекомплекта на несколько часов боя и крупнокалиберных пулеметов — пехота несла на себе. Углубившись в лес на несколько километров, шли уже молча, в колонну по одному. Двигались медленно, всматриваясь в каждый куст, вслушиваясь в каждый шорох. Впереди офицеры — батальонный и полковой «замполиты» — и арткорректировщик по имени Эдик.
Лес, мало отличающийся от подмосковного, царапал руки колкими сучьями. Одетая в изодранную песчанку пехота, прущая по горам в самых устаревших брониках, с многокилограммовой поклажей, не была похожа на увешанных ножами и пулеметными лентами «рейнджеров», любящих позировать перед телекамерами.
Такова, думалось, жизнь: в телерепортажах воюют одни, а в бамутских лесах совсем другие. Если бы мы не видели этих ребят в деле, то привезенные снимки и нам самим, возможно, показались бы потом не самыми лучшими. Но именно эти 18-летние пацаны, на плечи которых ложится сегодня основная тяжесть войны, какими бы они ни выглядели уставшими и замученными, и есть главные герои объявленной бандитами войны.
…Мы подходили все ближе к Бамуту. Идущий впереди подполковник показал на валяющуюся на тропе пачку «Мальборо» — “чехи”, наши такие не курят. Потом нам один за другим попадались брошенные боевиками окопы. Только минувшей ночью здесь шли бои.
Наконец мы достигли места, где нас ожидал привал. Закурив, лейтенант Эдик рассказал о ночной перестрелке, после которой боевики отступили, оставив в окопах трофеи: несколько лопат, матрасы, сало, чеснок, полиэтиленовые канистры с надписью «Юни- сеф».
— Кажется, они уже психуют-палили ночью во все стороны, — подключился к разговору ротный лейтенант Костя. — Мы же, наоборот, запретили солдатам стрелять без нужды.
Вскоре мы достигли самых дальних окопов, оставленных боевиками. Рядом, на дереве, красовался свежевырезанный полумесяц и надпись «Бено 11.99».
Занимать оставленные боевиками после ночного боя и артналета окопы пехота не собиралась — слишком уж далеко они находились от лагеря. Случись что — подмога сюда успеет не скоро.
— Мины под матрасы на всякий случай мы положили — вдруг «чехи» вернутся, — докладывал ротный Костя майору Александру.
Немолодой уже майор, «замполит» батальона воевавший в этих местах еще в прошлую войну и знавший, казалось, здесь все тропы, был самым опытным в группе. Он то и решил, что дальше соваться не стоит, хотя пройди мы еще метров 300, и стал бы виден Бамут.
Мы тронулись обратно.
За полтора месяца осады напичканного боевиками Бамута полк офицера Бориса Корнеева потерял двух солдат.
Это был первый бой пехоты с террористами.
Бронегруппа в составе четырех БМП, двух танков и двух БТРов совершала разведку боем. Шедшие головным дозором БМП и танк, не встречая сопротивления, около километра проехали по улицам вымершего Бамута. Дикий азарт войны манил их все дальше вперед. Наконец спохватившиеся боевики открыли огонь. Завязался бой.
Потеряв после атаки боевиков рядового Клочкова, закрывшего собой ротного, пехота открыла ответный огонь и начала давить террористов. Не только, кстати, в переносном смысле. Из раздавленной танком белой “шестерки” старший лейтенант Килешби достал целенькие огнемет и гранатомет.
Уничтожив около пятнадцати боевиков и выяснив, что Бамут, несмотря на кажущееся спокойствие, просто нашпигован террористами, бронегруппа вернулась в лагерь. И там офицеры вдруг с ужасом обнаружили, что в горячке боя они потеряли в Бамуте солдата Соловьева.
Развернувшись, бронегруппа снова пошла на поселок. На этот раз наших встретил плотный огонь с лесистых горокеще на подъезде к Бамуту. Прорваться не удалось.
С этого момента в бамутских лесах стали выставляться засады. Активизировались и боевики, сообразившие, что в отличие от прошлой кампании на этот раз их Бамут будут давить сразу же. Они начали оборонять свой вымерший «город-символ» вахтовым способом: одну банду через 3-4 дня меняла другая.
Через неделю засады наконец принесли первые результаты. Десять одетых в яркие американские камуфляжи боевиков неспешно брели из Бамута в сторону нашего лагеря. Затаив дыхание, пехота, не сговариваясь, подпускала их все ближе и ближе. Лежавшие впереди ротный лейтенант Марк и арткорректировщик старший лейтенант Михаил первыми открыли огонь. Тишину осеннего леса порвали гулкие звуки автоматных очередей.
Подкошенные боевики покатились в овраг. А в бой с пехотой вступила шедшая чуть сзади другая группа боевиков. Началась долгая перестрелка.
Противники явно не спешили тратить патроны. Иногда перестрелка переходила в словесную перепалку.
— Эй, Магомет, высунь голову, я ее тебе прострелю, — перемешивая русские слова с отборным чеченским матом, кричал сержант-контрактник Сергей, которого все здесь зовут Старый.
Крепко рассердил Старый бандитов. В их эфире потом не раз звучали сообщения о 800 долларах за любую информацию о Сергее. Но это будет потом.
Пока же на подмогу пехоте шла бронегруппа. А из вкопанных на окраине лагеря двух танков ювелирный огонь по зеленке вели комбат Фидель и командир полка подполковник Борис Корнеев. Надо было во что бы то ни стало отогнать боевиков и попытаться захватить трупы бандитов. Только так, обменяв, можно было потом вызволить тело погибшего Соловьева,
— Командир, “барашки” у нас, отходим, — наконец радировали из лесу командиру полка.
Взятые боевики в красочных американских камуфляжах и шикарных горных ботинках по своему внешнему виду напоминали регулярную армию куда больше, чем положившая их пехота в изорванных камуфляжах и стоптанных кирзовых сапогах, в которых не то что воевать, ходить в горах невозможно.
На левой руке у каждого из террористов красовался шеврон: “ЧРИ спецподразделение «Духи».
Пехота махом разула боевиков. Никакие офицерские запреты, никакие увещевания, что это, мол, плохая примета, остановить победителей уже не могли.
Из далекой Москвы, может, это и покажется кому-нибудь мародерством. Только здесь все видится по-другому…
А чуть позже по чеченскому телевидению усталые пехотные офицеры узнали, что «в горах под Бамутом президентская гвардия Масхадова столкнулась в неравном бою со спецназом СССР…»
Вечером за гостеприимным столом шел, конечно же, разговор о минувших боях, о том, с кем воюем. Офицеры не обижались на то, что у государства почему-то не находится средств, чтобы нормально одеть и обуть своих солдат. Нарокобизнес, работорговля и кустарное производство бензина из ворованной транзитной нефти, по мнению подполковников и майоров, делали криминальную армию чеченских бандитов куда богаче армии российской.
За столом, собравшим кабардинца старшего лейтенанта Килешби, азербайджанца прапорщика Джабира, дагестанца майора Фиделя, белоруса подполковника Сергея, украинцев старшего лейтенанта Петра и прапорщика Владимира, шел разговор о том, что развернувшееся в чеченских горах и степях вооруженное противоборство никак нельзя считать русско-чеченской войной.
Не понимали офицеры и тех, кто говорил, будто воюют они с бандитами. Не с бандитами и не с чеченским народом воюем мы в Чечне, а с хорошо подготовленной и прекрасно организованной армией захвативших Чечню террористов. Совсем не малочисленной, кстати, армией, в которой есть и наемники, и привыкшие за эти годы жить разбоем чеченцы. И последних не так уж мало. Привыкшие жить воровством и разбоем, сбившиеся в волчью стаю, они будут стоять до последнего. Им есть что терять.
Но есть за что воевать и пехоте. Майор Александр, потерявший в этих местах в прошлую войну своего комбата, показывает выцветший российский флаг, который хранит еще с тех времен. «Когда в Бамут пойдем — будет на головной БМП».
И пускай в плане одиночной выучки боевики, все эти годы в отличие от армии усиленно готовившиеся к новой войне, действительно во многом сильнее наших 18-летних солдат. День ото дня мужающие мальчишки, ведомые в бой забывшими все обиды на страну офицерами, вдруг начали побеждать наемников-террористов. Побеждать, воюя за правое дело.
Танк с номером 313 очень спешил поддержать ведущую бой пехоту. На броне — прапорщик и 4 солдата. В горячке боя танкист отклонился от маршрута и по ошибке въехал в Бамут. Ударившая в Т-72 граната сбросила с брони пехотинцев и лишила танк внешней и внутренней связи. Только тут, пройдя почти весь Бамут с юга на север, в 313-м поняли, что они не в ингушском селе. И танк, сметая все на своем пути, понерся назад.
Наивные боевики пытались перекрыть ему дорогу грузовиком, который вмиг был раздавлен. Динамическая защита «ловила» гранату за гранатой, а экипаж беспрерывно стрелял из пушки и пулемета. С расположенного на господствующей высоте НП открывалось захватывающее дух зрелище: из Бамута несся танк с дымящейся башней и повернутой назад пушкой, которая беспрерывно стреляла…
Достаточно одного взгляда на 313-й с его покореженными поврежденными решетками, чтобы представить, что испытали в Бамуте ребята.
Еще большие испытания выпали и на сбитую взрывом с брони пехоту. Сразу попав под шквальный огонь боевиков, пехотинцы, а точнее, саперы, уходили кто куда и выбирались поодиночке. Все они были ранены.
Первым в этот же день выбрался к своим прапорщик Гатикоев. На следующий день с боем пробился рядовой Гусев. Пузыркин и Дмитриев с поломанными ногами 12 дней пролежали в холодном лесу, в разное время попали в плен. Потом были обменяны на трупы боевиков.
Но самая невероятная история произошла с Борисовым. Будучи дважды раненным — в руку и ногу, Борисов четыре дня с боями прорывался к своим. Он спал на деревьях, сам перевязывал себе раны, отстреливался — благо с собой было 15 магазинов. Боевики то прекращали его преследовать, то снова нагоняли истекающего кровью солдата, пытаясь захватить Борисова в плен. Не у него — у них наконец сдадут нервы.
— Русские, — сами выйдут они на связь, — заберите своего героя. Достал нас уже, одиночными стреляет и уползает.
И Борисов дошел!
Дошли до Бамута и его друзья. К сожалению, перед тем как окончательно этот «крепкий орешек» был взят в железные клещи, в этих проклятых лесах от осколков вражеской мины погиб командир полка подполковник Борис Корнеев.
Война есть война, но пехота обязательно отомстит, уже мстит за своего командира…
Пройдя с пехотой 58-й армии суровыми бамутскими тропами, мы точно поняли, что представляет собой главное оружие нашей армии. Это все-таки не авиация, которая не летает в плохую погоду. И не артиллерия, которая не всегда может достать боевиков, спрятавшихся, к примеру, за обратным скатом крутой горки.
Главная сила — это наши 18-летние пацаны. Непобедимая наша пехота. Особенно если ею командуют такие генералы, как Владимир Шаманов и Валерий Герасимов.
И после Бамута совсем по-другому слышится нам теперь шутливая поговорка: эх, пехота, сорок верст прошла — еще охота. Она пройдет и сорок, и восемьдесят. И дойдет до победы, не теряя всепобеждающего ни с чем не сравнимого пехотного юмора.
Под Первомайской пехота пленила наемника- негра. Комбат сразу же отверг сделанное кем-то из солдат предложение посадить негра на кол. Негуманно.
«Сделаем-ка лучше его боем», — сказал комбат. Негра нарядили в самые рваные и грязные шапку, штаны и бушлат. И бой начал стирать портянки, убирать палатку и топить печку. Недолго, правда, послужил он пехоте.
Через несколько дней на ночевку в палатке комбата остановился какой-то фээсбэшник. И вечером, после пятой или шестой, он вдруг увидел негра в солдатском треухе, который в углу палатки чистил картошку. Так боя не стало.
Ничего, не унывает пехота, возьмем еще…
Журнал Братишка №1 2000. Константин РАЩЕПКИН. Фото Максима МАРМУРА