Вышла из печати «Книга Памяти» о погибших при исполнении служебного долга в Чечне бойцов СОБРа
Вышла из печати «Книга Памяти» о погибших при исполнении служебного долга в Чечне бойцов СОБРа
«Книга Памяти» о погибших при исполнении служебного долга в Чечне российских собровцах названа Лауреатом премии МВД в области литературы и искусства в ноябре 2003 года. Ее составитель и автор многих очерков – писатель из г. Кургана Виталий Носков.
В блиц-интервью после вручения премии российские и зарубежные корреспонденты спрашивали о событиях дней минувших и нынешних и Виталий Носков, не стясняясь в выражениях давал оценку тем или иным событиям «Кавказского узла», — собственно, с его ответами на вопросы мы и хотим познакомить наших читателей.
– Бытует мнение, что МВД секретит количество сведений потерь в Чечне. И вдруг «Книга Памяти»?
– Сначала о том, что такое СОБР? – это специальные отряды быстрого реагирования Управлений по борьбе с организованной преступностью. Другими словами, офицерский милицейский спецназ, в котором перед первой чеченской кампанией оказалось немало армейских спецназовцев из уничтоженных – сокращенных первым демократическим правительством России бригад ГРУ. Воюя в Чечне, собровцы были в авторитете не только в российских боевых порядках, но и у противника, как честные, неподкупные воины. В Книге Памяти, – я бы название книги просто писал жирным шрифтом, чтобы сразу было видно и ясно! – 184 боевые судьбы.
Решение о подготовке книги принадлежит не руководству МВД, а Ассоциации ветеранов спецназа «Русь», ее руководителю полковнику милиции в отставке Петрову Леониду Константиновичу. В Чечне собровцы занимались не политикой, а рубились с чеченскими партизанами, полевые командиры которых обучались в Пакистане, Афганистане или заканчивали в свое время советские военные училища. Собровцев в правоохранительных органах не так много, как хотелось бы. Все они, как и писатели, в большинстве своем знают друг друга. Поэтому засекречивать количество погибших в боях офицеров СОBP было бы безнравственной глупостью. В этом издании Книги Памяти нет нескольких имен, в том числе и по вине кадровиков, о чем мне искренне жаль.
– Около двух лет назад Ассоциация «Русь» выпустила в свет первое издание Книги Памяти, а следом другое. С чем это связано?
– Когда по просьбе Межрегиональной ассоциации социальной защиты ветеранов и сотрудников спецподразделений правоохранительных органов и спецслужб «Русь», при поддержке ГУБОП СКМ МВД РФ я готовил первое издание Книги Памяти, то по непонятным причинам в Москву не пришли материалы о приморских собровцах, о чем в довольно резкой форме я упомянул в эпилоге. Книгу прочитали в Приморье. И не кадровики, а матери погибших офицеров, объединившись, прислали в ГУОП – [Главное Управление по борьбе с организованной преступностью – авт.], – все необходимые документы. Руководитель Ассоциации «Русь», в недавнем прошлом заместитель командира СОБРа ГУБОП, Петров Л.К. был очень взволнован этим событием и принял решение издать еще одну книгу. Так книга «Мы живы, пока нас помнят» увидела свет.
– В обычном представлении Книга Памяти – это скорбный список имен, фамилий. Но Ваша книга получила Премию МВД в области литературы и искусства. Что ее так выделяет среди других?
– Читая эту книгу, можно четко увидеть: где, в каком Управлении по борьбе с оргпреступностью и как относятся к Памяти погибших офицеров-собровцев. В книге вся наша необъятная Россия. Иногда с мест приходили скромные отписки: родился, учился, воевал, погиб, а вот из Башкирии пришли полноценные биографические материалы, отрывки из очерков, написанных с любовью к людям. В книге одиннадцать очерков о боевых действиях в Чечне, много фотографий. Эта книга, на мой взгляд, дань памяти не только офицерам спецназа, но и выдающимся русским поэтам, стихи которых придали книге особое пронзительное звучание.
В книге напечатаны стихи Николая Некрасова, Владислава Ходасевича, Александра Твардовского, Николая Старшинова, Матери Марии, Алексея Прасолова, Николая Рубцова, и многих других. В книге стихии современных молодых поэтов Петра Доценко, Александра Вырвича, Александра Петрова. Работая над книгой, я был потрясен созвучием боевых судеб погибших в Чечне офицеров, высоте трагического проникновения в то, что лично не переживалось, а способно открыться только большому поэтическому таланту, неравнодушному сердцу.
Собровец Сергей Бондарев из Амурской области погиб 29 июля 2001 года от взрыва чеченского фугаса. Он первым обнаружил взрывное устройство, подал команду: «Ложись, фугас!» – и боевики, приведя фугас в действие, убили только Сережу, а не тридцать российских собровцев, которые так же могли погибнуть. Как рассказать об этом? Кто способен? Только поэт. Три страницы фронтовой биографии капитана Сергея Бондарева я заканчиваю стихотворением Алексея Прасолова:
Когда прицельный полыхнул фугас,
Казалось, в этом взрывчатом огне
Копился света яростный запас,
Который в жизни причитался мне.
Но мерой, непосильною для глаз,
Его плеснули весь в единый миг,
И то, что видел я в последний миг,
И то, что видел я в последний раз,
Горит в глазницах пепельных моих.
– В Чечне контр-террористическая операция или война?
– В 1995 году в Грозном я сам спросил об этом одного милицейского генерала. И получил ответ: «Не задавайте политических вопросов! Вам отвечу, :на территории Чеченской Республики идет война, которую породила недальновидность, корыстолюбие ельцинского режима, коварство и предательство дудаевского клана, романтизм и доверчивость простых чеченцев, которых, как хворост для пожара, использовало Мировое правительство, во веки веков заинтересованное в ослаблении России, в подстрекательстве к мятежу российских мусульманских окраин. С приходом к власти Ельцина, Джохар Дудаев стал его абсолютным, «без лести преданным» верноподданным. Думаю, что оружие российской армии в Чечне было оставлено не случайно. Ельцин боялся оппозиции и намеревался держать чеченцев-дудаевцев в боевом резерве.
Пока нефтяные деньги исправно делились между Москвой и Грозным, все было нормально. Москва закрывала глаза на беспредел чеченского национализма, на похищения и убийства русских в Ичкерии, но когда дудаевский клан попал в сфepy интересов Мирового правительства, террористических, экстремистских центров и к Дудаеву потекли доллары куда в больших количествах – на идею создания исламского мусульманским всемирного Халифата, он осознал, что может стать лидером мирового масштаба. Джохар Мусаевич резко порвал с Москвой, можно сказать, обнажил кинжал против бывших хозяев в Кремле. Оформить идеологически такие перемены было проще простого. Телеинформационная пропаганда на каналах российского телевидения в то время, впрочем, как и сейчас, была преступна.
Показывая по ЦТ митинги оппозиции, операторы выхватывали из толпы в основном лица изможденных пожилых людей, стариков… Дескать, у тех, кто против Ельцина, нет электората. А на Северном Кавказе люди думали свою думу: «В Центральной России не уважают старость, такая перспектива и у нас». Мощным потоком на голубые экраны ломанули секс и насилие, вседозволенность. В радио-эфире пропали песни и музыка народов России. Все, кроме Москвы, стало, окраиной. А эмиссары-пропагандисты экстремистских мусульманских центров – той же Аль Каиды – показав на это пальцем, сказали: «Это от Сатаны!».
А когда перед началом первой чеченской войны те же спецы по психологической войне сообщили чеченскому народу, что на границах с Ичкерией стоят тысячи грузовых военных машин, чтобы снова депортировать в Сибирь мирное чеченское население, простой, доверчивый народ, к несчастью, поверил и, можно сказать, взорвался. В Грозном, на проспекте Ленина очень интеллигентная чеченка сказала о себе: «Мы перегретый народ», – имея в виду перегретый спецпропагандой врагов России – умных, высоко квалифицированных в своем деле подлецов.
Я уверен, пройдут годы, многие из чеченских боевиков одумаются и загорюют над Книгой Памяти о погибших в Чечне российских собровцах, с горьким, непоправимым чувством вины: «Таких классных парней мы убили». — Точно с таким же чувством горечи и жалости к погибшим чеченским боевикам я держал в руках Ичкерийскую Книгу Памяти. Красивые, молодые лица, загубленные жизни, брошенные Дудаевым, Масхадовым и Басаевым на алтарь ненависти к России. Чеченскую Книгу Памяти готовил к печати поэт Апти Бисултанов. Пути к примирению, которое обязательно будет, должны искать не только религиозные деятели, но и поэты, писатели. Только не будем лакировать действительность. Надо говорить друг другу о самих себе и горькую правду. Не только о героизме и мужестве, но и о наших ошибках и преступлениях. Всю правду, без идеологических купюр, будем помнить и исповедовать справедливое, горькое слово Федора Михайловича Достоевского: «Войдем в зал суда с мыслью, что и мы виноваты».
– Почему именно Вам – писателю из провинциального сибирского города кургана доверили стать автором-составителем всероссийской Книги Памяти?
– В начале апреля 1995 года я впервые в своей жизни оказался в Чечне – в командировке от газеты «Православная Москва». Получил от редакции командировочных 250 рублей (в современном эквиваленте, – авт.), застраховал себя на одну тысячу (тогда миллион, – авт.) и на самолете МЧС вылетел в Моздок, затем «вертушкой» в Грозный. Летел с псковскими десантниками. Раздал им все припасенные на разные случаи жизни в Чечне подарки: шоколадки, газеты «Русь державная», «Русский Восток» и другие православные, патриотические издания.
Помолился в грозненском Храме Михаила Архангела и уехал на бэтээре за Терек – в станицу Червленную к своим землякам из курганского СОБРа. Командир, посмертно удостоенный звания Героя России, Родькин Евгений Викторович, как только мы поздоровались, дал команду отвезти меня в семью терского казака, который и поведал мне всю страшную правду о происходящем в Чечне, открыл душу, выплеснул боль. Я спросил его: «Если бы сейчас ты мог сказать Ельцину самое важное о себе, чтобы ты сказал президенту?» – Казак долго, надсадно думал, а потом произнес: «Одно бы сказал: переночуй в моей хате хотя бы раз, без охраны, как я с двумя дочерьми, за которыми боевики могут прийти в любую минуту, чтобы изнасиловать и сделать рабынями».
Я ходил с собровцами на спецоперации. Познакомился и на долгие годы подружился с уфимскими, челябинскими офицерами.. Полюбил всем сердцем этих скромных, веселых, никому неизвестных защитников Отечества. Стал писать о них очерки. Говорить правду о войне в Чечне.
Меня пригласили на работу в центральную газету МВД «Щит и меч». Работал в газете, как писатель, часто выезжал в Чечню. Командировки были большие: по месяцу, полтора. Мне не ставили информационных, краткосрочных задач. Я должен был писать о людях на войне: как воюют, что думают. Цензура в первую чеченскую войну на меня не давила. На очерки с фронта в редакции был постоянный голод. Вместе с российскими собровцами я прошел бои в селе первомайском, мартовские бои в городе Грозном в 1996 году. Двадцать четвертого марта я вылетел на «Черном тюльпане» из аэропорта Северного в Ростовский Центр погибших, сопровождая тела убитых в жестоком бою героев своих очерков, о ком писал, когда они еще были живы, среди них подполковника Евгения Родькина и лейтенанта Константина Максимова.
Потом были три страшных, тяжелых года работы на границах с Ичкерией, когда по-прежнему от рук боевиков гибли мирные жители и … начало второй войны, которое я встретил вместе с курганскими, свердловскими, оренбургскими собровцами. За годы командировок на Северный Кавказ я сроднился с офицерами милицейского спецназа, выполнявших контр-партизанские и другие специальные задачи в Чечне. Наибольшие потери собровцы понесли, участвуя в войсковых операциях при первом штурме Грозного, при освобождении заложников в селе Первомайское, когда по открытому полю, как пехота, они шли на агээсы, гранатометы и пулеметы противника, в мартовских боях в Грозном, при штурме села Комсомольское. Последние два года собровцы гибнут при подрыве фугасов.
– Представлены ли в Книге Памяти чеченские собровцы?
– Руководство чеченского УБОП из-за соображений безопасности семей погибших чеченских офицеров-спецчазовцев пока не считает возможным открывать имена этих людей – настоящих витязей. В Книге Собровской Памяти говорится о командире чеченского ОМОНа Али Бадаеве, что погиб 6-го марта 1996 года в Грозном, вынося из-под огня боевиков раненых и убитых собровцев Перми, Липецка и Нижнего Новгорода. Али Эльбертович Бадаев – подлинный герой России, истинный храбрец, стал братом российским собровцам. Поэтому его имя в Книге Памяти.
Трагедия чеченского народа и в том, что такие, как Али и другие преданные России люди, уничтожались, изгонялись дудаевским, масхадовским режимами. Расскажу одну историю: трое из братьев Бадаевых – милиционеры. Когда Дудаев в 1991 году говорил о том, что он желает счастья своему народу, призвал под свои знамена чеченцев-специалистов из России, один из братьев Бадаевых приехал в Ичкерию, чтобы убедиться в справедливости слов генерала, проработал полгода в предгориях – в милиции. Ему сказали: «Все у тебя, дорогой хорошо, но никаких перспектив у тебя в Чечне нет, потому что у тебя судимости нет!»
– Сегодня собровцы снова в огне?
– Да, их командировки в Чечню теперь длятся полгода. К несчастью, специальные отряды быстрого реагирования /СОБР/ с 2002 года руководством МВД переименованы в и ОМСН (отряды милиции специального назначения, – авт.). Это переименование собровцы сочли оскорблением. Один из офицеров сказал, что мы, – собровцы, – кровью заслужили это магическое, острое, как спецназовский нож, имя «СОБР».
– Какова судьба Вашей книги? Кто они те первые, кто взял ее первым в руки?
– Подготовленная в Москве, напечатанная в Кургане – в типографии издательства «Зауралье» Книга Памяти была поставлена в столицу. Несколько ее экземпляров я отвез в Спасо-Бородинский женский монастырь. На молитвенную память. Ведь Спасо-Бородинский монастырь – это символ вечной русской Памяти о павших на поле брани и нетленной любви к ним.
Наши погибшие воины-герои, защитники сегодня, как и во все века нуждаются в нашем молитвенном предстательстве перед Господом, и мы молим и просим всех молиться и петь до скончания веку: «Вечная память. Вечная память. Вечная память!»
Присоединяйтесь к нам:
