Почти вся наша бригада была в командировке с сентября. Я приехал на смену 17 декабря. Наши в это время стояли лагерем под Алхан-Калой. Принял взвод и уже на следующий день участвовал в зачистке Чечен-Аула. Потом были еще две зачистки населенных пунктов, которые, как и первая, прошли спокойно. Позже стало известно, что наша бригада будет брать Грозный. Начали готовиться к штурму.
26 декабря вышли на окраину Старопромысловского района. Утром 27-го попытались зайти в частный сектор, но сразу же были встречены огнем из стрелкового оружия. На господствующей высоте стояло четырехэтажное здание, бывшая школа. До нее 800 метров хорошо простреливаемого голого поля. Засевшие в школе пулеметчик и снайпер не давали приблизиться. Остановились. Подождали, пока подойдут приданные танки.
После трех залпов по зданию огонь прекратился, «духи», поняв, что их сейчас накроют, решили отойти. Мы заняли школу. На следующий день бригада стала продвигаться в глубь района и вышла на девятую линию. Мой взвод вместе с гантамировцами оставили в резерве.
Ночью почти все ополченцы разошлись по домам: многие были местными.
Утром комбат майор Дзекало вызвал наш резерв. Гантамировцы остались в школе. С 4-й ротой пропала связь. Командир батальона послал мою штурмовую группу установить связь и помочь людьми. Через частный сектор, огородами, мы спокойно добрались до дворика школы. Там нашли ротного старшего лейтенанта Анатолия Борщева, взводного саперной роты лейтенанта Романа Кривошеева и человек восемь бойцов.
Напротив школы метрах в трехстах стояли в ряд многоэтажки. В них сидели «духи», сидели хорошо.
На окнах первых этажей они установили решетки, остальные заложили кирпичом, оставив только маленькие бойницы. 250 метров голого пространства перед домами простреливались так, что мысль о штурме даже не возникала. До многоэтажек просто никто не добежал бы. Видимо, боевики специально подпустили нас так близко, хотя могли достать еще на подходе к школе. Надеялись, что мы все- таки решимся на штурм.
Борщев по моей рации ( на его «Эрике» сели аккумуляторы) вышел на связь с комбатом, доложил, что штурм невозможен и нас самих сейчас отсюда выбьют. Дзекало вызвал его к себе.
Ротный попытался добежать из нашего дворика до частного дома, но почти сразу упал. Кричит, что подвернул ногу и сейчас сам выберется. Упал он удачно, за небольшим холмиком. «Духи» его все равно засекли и открыли шквальный огонь. Выстрел от АГСа взорвался у Толика прямо в ногах, его подбросило метра на полтора, перевернуло в воздухе и ударило о землю.
Не подумайте, что хвастаюсь, но у нас такие бойцы были, наверное, лучшие на этой земле. Если офицера, да и просто товарища, ранило, они все сделают, чтобы его вытащить. Свою голову подставят, но вытащат.
Кривошеев с двумя бойцами кинулся к Борщеву. Два младших сержанта, Зубарев и Попов, выбежали на дорогу с АГСом, под огнем его установили и влупили прямой наводкой по «духам». Рядовой Серый, фамилия у него такая, вскочил с пулеметом и побежал прямо на пятиэтажки. Бежит и стреляет.
Вы обязательно про ребят напишите, обидно будет, если их даже медалью не наградят… Мы, конечно, тоже из всех стволов прикрываем. В общем, вытащили ротного. Повезло, очень повезло. Никого даже не зацепило. Серый успел в воронку прыгнуть, Зубарев и Попов за дом спрятались. Борщеву вырвало кусок щеки и осколками посекло руку. Ну и контузило, конечно. Мы его перевязали, вкололи промедол.
Это было часов в одиннадцать. Где-то в это время услышал по рации, что девятая рота бьется в окружении. Она шла по параллельной улице левее нас и попала в огневой мешок. Ротного Романова убили почти сразу. Лейтенанта Сергея Грабова и больше десяти солдат взяли в плен. Много «двухсотых» и «трехсотых».
Уже позже, вечером, наши перехватили доклад «чехов». Серегу Грабова били четыре часа, не могли убить.
Нам пока везло, но «духов» было больше, и их позиция была гораздо лучше нашей. В полдвенадцатого пулеметчика из моей группы рядового Шкирмантова накрыло выстрелом АГСа, осколок разворотил ногу. Он стрелял из воронки перед школой, под носом у боевиков, еле его вытащили.
По рации сообщил, что у нас раненые, надо вывозить. 49-й БТР не смог к нам подъехать, огонь был слишком сильным, спрятался за домом метрах в 150. Выносили к нему Шкирмантова на руках. На моей «Эрике» тоже сели аккумуляторы, сбегал к 49-му, доложил комбату обстановку.
Потом перебрались за соседний дом, около школы нас уже хорошо пристреляли. Около 13.00 убили рядового Кочеткова, гранатометчика из моей группы. Он вышел из-за угла дома, хотел выстрелить, но не успел, пуля под сердце попала. Вытащили Кочеткова, вызвали БТР. На 41-м приехал прапорщик Максим Бабаян, наш медик. Умудрился проскочить прямо к нам, спрятался во дворике. Кочеткова погрузили, стали выезжать на улицу, но «духи» их уже ждали.
С двухсот метров «чехи» влупили по БТРу из ПТУРа и двух гранатометов. Осколок от брони отлетел к нам и убил Димку Распопова. Попал прямо в голову. Механика-водителя выбросило через открытый люк. Он в укрытие на четвереньках отполз. Ни одной царапины. Наводчика ранило, но он тоже успел отползти и спрятаться.
«Духи» стали обрабатывать БТР из пулемета, внутри оставался один Бабаян. Не знали, жив ли. Ванька Кононов, младший сержант, под пулями перебежал через всю улицу, открыл боковые люки. Тут «духи» опять из гранатомета влупили. Ивана контузило, но он все равно нашел в обломках Бабаяна и на себе вытащил.
Когда ПТУР попал, в БТРе сдетонировали три ящика выстрелов к АГСу. Максим был весь посечен осколками, левый глаз выбило, вырвало кусок плеча, лопнули барабанные перепонки. Поставили четыре промедола, больше нельзя, сердце может не выдержать, но Максим все равно так страшно кричал…
Потом комбат к нам попытался добраться, через огород мы с ним немного поговорить успели. Приказал отходить. Снайперы по комбату стали долбить. Буквально выщелкали его из-за забора, еле успел ноги унести. Разделились на две группы и стали отходить. Дмитрий Распопов тяжелый был, килограмм девяносто, всемером его на двери выносили. На 49-м подъехал майор Сухавей, он начмедом нашего батальона был.
Погрузили раненых и «двухсотых». Потом отошли на девятую линию. Там такая пересеченная местность была, холмики. Рассадил я своих, выставил снайперов, дождались вечера. Ночью переместились в дома перед многоэтажками, оборудовали позиции, закрепились.
Рота уступом стояла, потому что с левого фланга у нас никого не было. Под Новый год там “духи” ходили, сигареты курили, но нас не трогали. До 3 января перестреливались из домов. Каждую ночь кричали бойцы 9-й роты, попавшие в плен. Их «духи» пытали в многоэтажках.
Третьего января нас перебросили под Алхан_калу, её неожиданно захватила банда Бараева. Мой батальон в штурме не участвовал, стоял в оцеплении. Взяли Алхан-Калу, и 14-го нас вернули в базовый лагерь. Отдохнули мы пару дней и 17-го снова пошли на Грозный. Уже в Заводской район.
Утром приехали, как раз шла артподготовка, долбили «Градом» и «Ураганом» по стадиону. Наша рота должна была его зачистить. Стали выдвигаться вперед, там армейцы уже плацдарм заняли. Обрадовались нам. Мы, говорят, вас давно уже ждем, пойдемте, покажем, что тут к чему. Показали они нам подходы, позиции «духов».
Кидали дымы и потихоньку проходили. Добрались до двухэтажного дома метрах в трехстах от стадиона, оттуда постреляли немного. Вернулись, я комбату доложил обстановку. Заночевали, а утром тремя группами должны были по параллельным улицам идти к стадиону. Пока искали группу армейцев, с которой пойдем, прошло часа два. Получилось, что моя группа вышла позже, поэтому прошла дальше всех, две другие завязли в самом начале, стянув «духов» на себя. По рации слышал, что у них раненые и убитые.
Подобрались мы метров на двести к стадиону. Боевики нас наверняка видели и специально подпустили. Ситуация такая же, как в Старопромысловском районе, если не хуже. Мы в частном секторе, боевики в многоэтажных зданиях. Фланги открыты, долбят по нам с трех сторон. В моей группе было шестнадцать человек. В одном из одноэтажных домов уже сидели армейцы из разведбата, человек десять.
Я с их старшим посовещался, решили, что мы пойдем прямо, а они будут слева сектор расчищать. Из дома выскочил к своим (они в воронках залегли), тут ПКМС по дворику ударил. Наверное, «дух» накуренный был, строчил не переставая, только ленты успевал менять. Лежу в воронке, голову поднять нельзя.
Связался с комбатом, говорю, попали мы немного. Ни вперед, ни назад двинуться не можем, помогите. АГС наш на холме стоял, километрах в полутора. Там Зубарев был, ну который на дорогу выбегал, когда Борщева ранило. Такой матерый сержант, профессионал. Помог.
Как раз в это время «духи» на нас пошли. Зубарев их отсек. Я потом спрашивал, он два боекомплекта за пол часа расстрелял. Немного утихло, но вперед все равно не пройти, всю группу по ложу. Опять с комбатом связался. Дзекало приказал отходить. Я к армейцам в дом, посовещаться, как отходить будем.
Пока бежал, ПКМС стал в спину долбить, еле успел заскочить. Присел передохнуть. Начал вставать, как моя пуля в окошко за летела. Помню, дуга такая огненная, удар в левый глаз, и кровь хлестнула. Залила всего: лицо, броник, штаны, даже ботинки мокрые были. Стал из дома выходить к своим. Уже все равно было, кто стреляет, откуда. Потерянный был.
Потом в санчасти сказали — сотрясение мозга, две контузии. Дошел до своих, скатился к ним в воронку. Бойцы растерялись — командира ранило. Снайпер Гриша, он в Грозном родился, единственный не растерялся. Одной рукой мне промедол ставит, другой уже «сферу» снял и голову перевязывает.
«Духи» опять начали подходить вплотную, долбят по нам. Я отключился. Потом уже рассказывали: «духи» на связь выходили, обещали нам всем головы отрезать и ими стадион украсить. Стали мы поддержку вызывать. Начала пятая рота справа подтягиваться, из АГСа, танков по “духам” ударили. В общем, помогли нам. «Духи» успокоились немного, сбили с них спесь.
Но отойти все равно невозможно, огонь очень плотный. Надо было что-то делать. С армейским офицером выбежали вперед метров на сорок, спрятались за саман — хлев такой из глины, по грудь высотой. Нас, конечно, засекли, ударил пулемет. Но день, видно, был у меня удачный — пули насквозь этот саман прошивают, крошка, щепки летят, но ни одна пуля да же не царапнула.
Стали мы дымы ставить, у меня шашек пять было, у армейца штук семь. Поставили дымы, тут я опять отключился. Очнулся, смотрю, бежит ко мне огнеметчик рядовой Гущин. Вытащить меня хотел. Метров семь ему оставалось, когда между нами граната от АГСа или подствольника упала. Я пригнулся и рукавом лицо прикрыл. Еще успел подумать: хоть бы второй глаз не выбило. Осколки рукав бушлата распороли и вверх ушли. Смотрю, Гущин тоже вроде живой.
Промедол уже стал отходить, но второй некогда было ставить. Гущин меня за руку взял и повел оттуда. Так и шли: впереди Гриша меня ведет, как поводырь, за нами бойцы, сзади “духи” . Увидели, что мы уходим, и в полный рост за нами бегут. Мы забежали в частный дом, там уже человек тридцать набилось. «Духи» метрах в семидесяти засели, путь отхода нам отрезали. Смотрю в окно, в огороде сапер наш лежит. До дома добежать не успел и в воронке спрятался.
Я к нему, спрашиваю: тротил есть? Ну есть, говорит, немного. Взорвали мы там сарайчик один и выбрались из этого дома. Потом подошла армейская БМПшка, помогла нам огнем.
Вышли к нашим на опорный пункт. Часа через три, когда начало смеркаться, от правили меня в госпиталь, в питерский МОСН. Только бинт срезали, принесли тяжелораненого. Пока им занимались, я зеркальце достал — с собой постоянно носил, чтобы голову лишний раз из укрытия не высовывать. Посмотрел я в зеркальце — глаз кусок кожи прикрывает. Но глаз вроде целый. Пуля прошла по касательной между бровью и глазом. Сразу облегчение такое, не описать. Потом отправили во владикавказский госпиталь.
Подлечили. Ну вот и все.
Рассказ командира штурмовой группы лейтенанта Сергея КОРОТКОВА подготовил к печати Олег АЛТУХОВ. Фото Владимира АНИСИМОВА