Валерий Горбань. Мы придем на могилы братишек

Валерий Горбань. Мы придем на могилы братишек

Валерий Горбань. Мы придем на могилы братишек

К комендатуре зарулил чужой КамАЗ. Постовые на КПП, встретив машину настороженно, вдруг из-за мешков защит­ных повыскакивали, улыбки на лицах засветились. Те, что под тент загляну­ли, смеются, руками машут:

— Пропускай.

Зарычал КамАЗ, вполз на территорию. А из-под тента еще на ходу парни выпрыгивают. Загорелые, пропылен­ные, в камуфляже. Бороды как у бо­евиков. Головы косынками, серыми от пыли, повязаны. У наиболее пи­жонистых — перчатки с обрезанными пальцами. Разгрузочные жилеты под завязку набиты магазинами, гранатами. У каждого над левым плечом или на голени — нож боевой. На кого ни глянь — Шварценеггер или Рэмбо (кто помельче).

Омоновцы сбежались, обнимают­ся с приехавшими.

Огромный, бритый наго­ло, но при этом чернобородый детина, боль­ше похожий на афганского моджахеда, неже­ли на российского спеца, бросив своим две- три короткие команды, орет радостно:

— Здорово, Шопен! Принимай подмогу!

Командир ОМОНа, поспешивший на этот шум, тоже к нему бросился. Обнялись, друг друга по спинам дубасят.

— Душман, братишка, какими судьбами?

— Да мне из ГУОШа передали, что ты тут совсем «чехов» распустил. Пришлось к вам из Гудермеса на выручку рвать.

— Ладно! Небось твоя банда тамошнего коменданта достала своей крутизной, вот он и нашел способ, как от вас избавиться.

— Ах ты, композитор хренов! — ничуть не обидевшись, рассмеялся великан и от избыт­ка чувств так хлопнул товарища по спине, что тот аж присел.

— Слушай, это вы так домой припарадились? Выбритые, чистенькие.

— Не в окопах чай живем. Да и куда нам до вас, собров-суперов? Мы народ скром­ный. Нам бороды-косынки не к лицу. А своих предупреди: пока здесь не освоятся, пусть никуда не лезут и пальцы веером не растопы­ривают. Особенно на ногах, а то все растяж­ки поснимают.

— В глазах у Шопена запрыга­ли веселые чертики. — Разберемся, братишка. Ты только дай команду, чтобы нас покормили как следует. А то весь день не жравши.

— Не вопрос… Серега, а ты не в курсе, кто нас менять будет? — В курсе. Нас сюда затем и переброси­ли, чтобы мы им на первых порах подсобили.

Они от ГУОШа за нами шли, отстали немно­го. СМВЧ. Срочники…

— Что-то мне твой тон не нравится, а, брат? — Сейчас сам увидишь. Вон они — пылят.

* * *

— ОЙ, Е…! — Шопен, подперев щеку и пригорюнившись, наблюдал, как из заполо­нивших двор грузовиков высаживается попо­лнение.

Зеленые, звонкие восемнадцатилетние пацаны ошарашенно вертели головенками на тощих цыплячьих шеях. Армейские каски на­висали над их прыщавыми лицами непомер­но большими тяжеленными тазиками. Руки держали оружие так неуклюже, что сразу ста­ло ясно: эти воины в лучшем случае прошли формально обязательную подготовку моло­дого бойца.

Три месяца подметания плаца, строевая подготовка, суточные наряды и под занавес, перед присягой — три выстрела одиночными по грудной мишени. Окончатель­но добило собравшихся аборигенов коменда­туры то, что из машин выгрузили всего с десяток ящиков с боеприпасами, но в дополне­ние к ним — целые вороха резиновых палок и пластиковых щитов.

— Ну вы и снарядились, командир! — Се­рега насмешливо уставился на моложавого подполковника, одетого в патрульную мили­цейскую форму со всеми нашивками и зна­ками различия. — Кто это вас так надоумил? — Да в штабе округа!

Подняли по трево­ге, за шесть часов до вылета. Мы же сюда — прямиком из дома, на самолете. Спрашиваю: «Скажите хоть, что там реально происходит?»

А они: «Ты что, шесть месяцев в Карабахе провел и не знаешь, как батальон готовить?» В Северном сели, в город въезжаем, я чуть не охренел. Какой Карабах?! Тут, наверное, покруче Афгана будет. А у меня офицеры — одна молодежь. На ходу в машинах боепри­пасы раздавал. Вот же, суки штабные, кон­спирацию развели, а! — и подполковник за­ вернул в адрес своих начальников такой рос­кошный оборот, что насмешка в Серегиных глазах сменилась восхищением.

— О, брат, да ты поэт! Музыкант у нас уже есть, — Серега шутливо подтолкнул Шопена, — твои слова да на его музыку… Вот это пе­сенка получится!

— Да… — протянул Шопен. — Будут сего­ дня песенки, будет и музыка. Хотел я комен­данта попросить, чтобы нам в последнюю ночь перед дорогой отдохнуть дали…

— Какой тут отдых? — понимающе усмех­нулся собровец. — Эти орлы сегодня все, что шелестит, блестит и «кажется», перестреля­ют. Через пятнадцать минут после наступле­ния темноты весь боекомплект рассадят.

— Патроны не проблема, — махнул рукой Шопен, — запас есть, поделимся. Тут снайпе­ры по ночам постоянно лазят. А сегодня мо­гут специально собраться: поохотиться на свежачка. Слышь, командир, хлопнул он бамовца по плечу, — тебя как зовут-то?

— Володя.

— Игорь. А Душман Серегой крещен…

Володя, ты на посты сегодня офицеров старшими ставь. А где не хватит, мы с Серегой своих ребят дадим. Чтобы твои дуриком не стреляли. А то стемнеть не успеет, как полу­чишь «груз-двести».

Тот благодарно кивнул и отправился хло­потать о размещении своего батальона.

* * *

Неподалеку от омоновского поста, под стенкой комендатуры, несколько офицеров курили, сидя на корточках, и весело смеялись над какими-то байками жизнерадостного по­мощника коменданта по работе с населением. Шопен перевел взгляд на частные дома, окружавшие комендатуру. Улица была пуста.

Исчезли вездесущие пацаны. Будто испари­лись постоянно сидевшие на корточках у до­мов мужчины. Опустели дворы. В переулке мелькнула женщина. Таща за руки двоих ре­бятишек, она опасливо оглянулась в сторону комендатуры и, прибавив шагу, скрылась за поворотом…

Серия разрывов легла перед сидящими на улице офицерами комендатуры, расшвы­ряла их в стороны. Совсем близко, из кустов, из-за стоящей метрах в ста старой, разбитой кочегарки хлестанули автоматные очереди.

Находившиеся на постах омоновцы и со­бровцы среагировали почти мгновенно, из всех стволов ударили по краю «зеленки». Не­ большая группа под прикрытием огня товари­щей кинулась к упавшим, выхватила их из-под очередной серии разрывов. Кого на спи­не, кого волоком — вбросили в коридоры ко­мендатуры, тяжко дыша, подперли спинами стены.

Мимо них, грохоча тяжелыми ботинками, пронеслась группа резерва. В руках — авто­маты, пулеметы, коробки с запасными лента­ми. За спинами — по две-три «Мухи». Разгру­зки до отказа набиты боеприпасами для себя и для тех, кто только что по «зеленке» отстре­лялся. Через запасной вход, прикрытый сте­ной мешков с землей, вынырнули на улицу.

Сквозь черные султаны, сквозь струи трассе­ров рванули врассыпную, к постам. К бра­тишкам.

И пошла бойня!

В одной из комнат комендатуры — теле­визионщики.

Молодой, коротко стриженный крепыш в туго натянутой на груди камуфляжной фут­болке, сидя на ящике из-под патронов и дер­жа в руке микрофон, под аккомпанемент ав­томатных очередей пытается начать репор­таж:

— Наша съе…

Грохот разрывов, сверху сыплется что-то, репортер вжимает голову, снова начинает:

— Наша съемочная группа находится в одной из комендатур города Грозного. Вот уже три дня, как действует подписанное ко­мандованием федеральных войск и Асланом Масхадовым соглашение о прекращении ог­ня. Но вопреки законам жанра нам сегодня не придется сказать ни слова. За нас говорят автоматы… — Готово!

Облегченно вздохнув, журналист встает с патронного ящика, нервно закуривает и говорит оператору: — Володя, поснимай еще раненых… Пе­ремирие, блин!

* * *

Ночь. На дне широкого окопа, полукру­гом обложенного мешками с землей и накры­того досками с дерном, два матерых омонов­ца. Один — с автоматом. Дав короткую оче­редь, он быстро отходит в сторону, за мешки, а потом неспешно передвигается к соседней амбразуре. Второй — с бесшумной снайпер­ской винтовкой — не столько стреляет, сколь­ко разглядывает что-то в ночной прицел.

— Вот ты, сука, где затаился! Наглый, тварь! — цедит сквозь зубы снайпер и чуть погромче бросает напарнику:

— Витек, дай-ка длинную. Только рядом с ними положи, на вспышки, чтоб поверили.

Тот высовывает автомат в амбразуру, ку­ да-то целится, а затем, убрав голову за меш­ки, дает длинную очередь. Тут же в автомат­ную трескотню со стороны «зеленки» врыва­ется хлесткий выстрел снайперской винтов­ки, и автомат омоновца, вылетев назад из амбразуры, ударяется в заднюю стенку око­па. Практически синхронно с ударом чечен­ской пули звучит хлопок бесшумки, и снай­пер, быстро сменив позицию, снова прилипа­ет к прицелу.

Хозяин автомата, сидя на кор­точках и шипя от боли, трясет рукой.

— Ранило?

— Нет, зашиб сильно.

— Ну ты, как пацан, чо не убрался вовре­мя?

— Чо-чо! — передразнивает напарник.

— Не успел. Откуда он стрелял? Как будто в ам­бразуру ствол засунул…

— Почти. Я его, козла, по краю «зеленки» ищу, а он — сто метров, на свалке за кирпи­чами устроился.

— Завалил хоть? — Лежит, родной, ствол задрал. Был бы живой, уполз…

— О, сейчас пойдет охота! Полезут доста­вать.

— Ага, только для начала нам просраться дадут со всех стволов… Как рука?

— Отходит.

Омоновец, покряхтывая, поднимает авто­мат и, разглядывая его в отсветах, проника­ющих в амбразуры, удивленно говорит: — Мушку срубил! Во артист!

Дум! Дум! Дум! Разрывы под­ствольников обкладывают окоп.

Сразу несколько автоматов слитным треском акком­панируют разрывам, и пули, противно чмокая, вгрызаются в мешки.

— Ага, прижимают нас, сейчас за своими полезут! — азартно го­ворит омоновец. — Как по сценарию.

* * *

На другом посту двумя солдатиками ко­мандует молоденький лейтенант-бамовец.

— Вот они, — ото­рвавшись от амбразу­ры, говорит лейтенант. — Человек пять.

— Замолотим?! — горячится один из бой­цов. — Да проскочили уже, влево в «зеленку», к кочегарке. А что, если… Смотрите, если ме­жду кучами проскочить, а дальше под забор­чиком, можно им в тыл выйти.

— А нас свои не завалят? — Там мертвая зона. Наши туда не доста­ют, вот они и лазят. А мы им в задницу заса­дим. Пошли!

И офицер, пригнувшись, первым направ­ляется к выходу. Стараясь как можно меньше шуметь, они пробираются между завалами мусора. Прокравшись вдоль старого, поко­сившегося забора, углубляются в заросли ку­стов.

Из кустов чуть в стороне, пропуская азартных героев еще глубже в «зеленку», вслед им спокойно смотрят два боевика — фланговое охранение. Один из «духов» под треск недалекой стрельбы что-то негромко говорит в рацию.

Группа проходит еще метров двадцать, и из-за поросших высокой травой бугров, из-за деревьев на них выпрыгивают шесть боеви­ков — по два на каждого. Один из солдат, сбитый ударом приклада автомата, падает как подкошенный.

Второй успевает увернуть­ся от нападавших, но его валят ловкой подсе­чкой и прижимают к земле. Сильный, вымуш­трованный в училище лейтенант реагирует мгновенно. Кинув одного из нападавших че­рез спину, рукоятью автомата разваливает ему висок и, уйдя кувырком в сторону, длин­ной очередью сваливает сразу двоих боеви­ков. Ответная очередь осаживает его на тра­ву…

…Командиры, собравшись в комендату­ре, устало перебрасываются словами. — Похоже, сдыхают? — Рассветет скоро. Им смываться пора.

— Да, мужики, — качает головой комбат, — весело тут у вас.

— Это что — ерунда. По сравнению с тем, что здесь раньше творилось, курорт. Как майкопской бригаде досталось или десантуре с вэвэшниками, которых в декабре — ян­варе вводили, нам и в страшном сне не при­снится, — серьезно отвечает Шопен.

Серега, что-то вспоминая, печально кача­ет головой.

Из рации Шопена чужой голос возник.

— Э, Шопен! Как здоровье у твоих дру­зей! Хорошо мы вас сегодня потрепали?

— Нашел чем гордиться! Крутых из себя строите, а сами только из-за угла убивать умеете. Какой идиот эти перемирия выдумы­вает?! Давно бы уже вас задавили.

— Почему идиот? Умные люди придумы­вают. Деньги хорошие зарабатывают…

— А чего ты сегодня так поздно на нашу волну влез? Раньше слово сказать не дава­ли…

— Да так, послушать хотелось, как ты своими командуешь. Ничего, маленько уме­ешь воевать. Только людей своих не жале­ешь. Зачем на такие серьезные дела пацанов посылать, а? Как теперь их трупы забирать будешь? Или собакам оставишь? Мы своих не бросаем…

— Ты о чем? Мои все на месте.

— Э-э-э, командир называется… А трое, которых ты мне в тыл посылал? Или это не твои, забрели откуда-то?

— Кто? — Шопен обвел взглядом брати­шек-командиров.

Снова рация ожила: — Лейтенант Горяченко Николай Ивано­вич… Храбрый был лейтенант, уважаю. Так, — шелест рации, — рядовой Тюрин…

Грохот возле стола: комбат, побледнев, вскочил, стул уронил.

— Седьмой пост! Угловой. Как же они так?! Куда их понесло? Колька, вот пацан, а! — Где они? — Шопен продолжает разго­вор так, будто речь идет о вещах вполне за­урядных.

— Да тут, недалеко. Дачный поселок зна­ешь? Угловой домик, прямо на повороте, зе­леный такой…

— А чего это ты так раздобрился?

— Хорошо умирали твои ребята. Похоро­ни как следует. Ну, до следующей встречи. — Голос полон ненависти и яда.

— Только дол­го их не оставляй, тепло. Пока бояться бу­дешь, протухнут.

* * *

Комендант, в очередной раз пробежавшись карандашом по двухверстке, задумчиво говорит собравшимся вокруг стола командирам:

— Непонятно, чего их туда занесло. Ну хорошо, решили в тыл боевикам зайти. Но те в основном в полосе от дороги до Сунжи ошивались. А шлепать еще чуть не ки­лометр, через «зеленку», через просеку…

— Рупь за сто: их в этот домик специ­ально перетащили. Какую-то подлянку готовят. Кто этот район знает? — Серега обвел товарищей вопросительным взглядом.

— В этот дачный поселок так просто не войдешь. Со всех сторон лес настоящий. Целый полк растянуть можно. И на стрельбу друг по другу спровоци­ровать.

— Пионер, бери машину, группу при­крытия, гони за Эльдаром и его ребятами, — говорит Шопен одному из своих офице­ров. — Найди их. Хоть из-под земли достань. Пусть он всем любопытным ска­жет, что его на другой конец города вызывают. Куда-нибудь в Старые Промыслы. В нашу комендатуру провезете их скрытно.

Боевики не должны знать, что они здесь…

— Кто такой? — спрашивает Серега.

— Эльдар?.. Чеченский ОМОН.

— На хрена он тут нужен? Ты что, с «чехами» в «зеленку» собрался? Они нас проведут… как Иван Сусанин.

— Эльдар здесь, в Ленинском РОВД, начальником розыска был. Давил бандоту как положено. А когда Дудаев стал из уголовщины личную гвардию набирать, они с Эльдаром в числе первых посчитались. Сына убили. Жена и дочка у друзей с руч­ным пулеметом в обнимку ночевали, пока он их не сумел в родовое село отправить.

Сам он дудаевцами заочно к смерти при­говорен. И вся команда у него такая же. Так что эти… «чехи»… понадежней нас с тобой будут. Их только придер­живать надо. Горячие очень…

Через час собрались в но­вом составе. Худощавый, порывистый, с небольшой черной бородкой, весь обвешанный оружием, Эльдар увлеченно рассказывал, черкая карандашом по карте:

— Правильно понимаешь. Тут очень хи­трое место. Они знают, мы знаем. А из фе­дералов никто не знает. И на картах ваших ничего нет. Тут дренаж мощный. Во-от та­кие трубы бетонные, целые тоннели. И вы­ ходят колодцами: вот здесь, здесь и здесь. Они запустят вас, потом спереди стрелять начнут. Вам придется здесь за­лечь, на насыпи. И будете к колодцам спи­ной. Расстреляют вас, как в тире, и уйдут спокойно.

— Так вот почему он вдруг вздумал о наших позаботиться! — недобро улыбнул­ся Шопен. — Это Ильяс-то, который у вас здесь в районе орудует? Этот позаботится! Он во­ обще никого, кроме своих, за людей не считает. Да и с теми себя как князь дер­жит. Видно, хорошо вы их потрепали, теперь с вас надо много крови взять.

Иначе Ильяс у своих уважение по­ теряет, а значит, и власть. — Ну и что делать бу­дем? — Идите, как будто поверили им. Не сов­ сем, но поверили. Прикрытие возьмите. Осторожность покажите. А мы в трубы пойдем

— Уж больно риск большой. И дачный посе­лок, и «зеленка» — рай для снайперов. Потери будут почти наверняка, даже при самом удачном раскладе.

Стоит ли живых ребят терять за тех, кому уже все равно…- Вот вопросец-то!

Голос коменданта глух и горек. Что ни говори, а оконча­тельное решение — за ним. Тяжкая ответ­ственность.

— Шопен, а тебе я вообще приказы­вать не могу. Закончилась ваша команди­ровка. Все. Нет вас здесь…

В общем, так, мужики, пусть каждый еще раз подумает и окончательно решит. Двадцать минут даю…

— Мои готовы. Что мы за мужчины бу­дем, если друзей не сможем похоронить по-человечески? — карие глаза Эльдара блестели дерзкой отвагой.

— И еще: Иль­яс очень хитрый. За ним — сотни трупов. Будут еще сотни. А сегодня мы можем поймать его в его же собственную ловуш­ку. Такого случая еще сто лет не будет. Ес­ли вы не захотите рисковать, мы сами пой­дем.

— Не горячись, — мягко осадил его комендант.

— Идем. Готовы все, — коротко доба­вил Шопен. — Без вопросов, — поднял кулак к пле­чу Серега.
Командир СМВЧ подтянулся, все на него глаза вскинули. — Вот что, мужики. Как операцию про­ водить — вам решать. Вы опытней, обста­новку лучше знаете. Но ту группу, что впе­реди пойдет — я поведу. Я ребят потерял, мне их и доставать…

* * *

В кругу света на выходе из бетонного кольца, прикрытого бугром и высокой тра­вой, черные силуэты боевиков виднеются. Внутри трубы — по колено грязной воды. Но к выходу дно немного поднимается, и засада расположилась на относительно высоком и сухом участке бетона.

Если посмотреть со стороны дачного поселка, то осевшие в топкий грунт и за­ росшие буйной зеленью трубы выглядят просто как широкие полосы бурьяна. Тру­дно предположить, что в этой траве кто-то будет прятаться. Ведь упругие зеленые стебли — никакая не защита даже от сла­беньких осколков подствольников. А уж от пуль и гранат потяжелее — и подавно.

Зато из труб отлично, как на ладони видна невысокая насыпь, весной и осенью спасающая домики от разливов Сунжи. До нее — метров двести. И чеченские снайпе­ры деловито разглядывают насыпь в опти­ку, заранее определяя, где будут искать спасения застигнутые врасплох федералы.

Позиция прекрасная, как в тире. И зеле­ненький домик на углу виден хорошо. И три окровавленных тела в изорванной ми­лицейской форме, лежащие вповалку у стены.

На дороге, ведущей к дачному посел­ку, заурчали моторы. Цепочка бамовцев и омоновцев приближалась к насыпи. За ней, настороженно поводя стволами пуле­метов, двигался БТР.

Напряжение звенело, вибрировало, взвинчивало нервы доброй сотни участни­ков этой страшной и беспощадной игры.

Игры, в которой ставкой были не три безразличных ко всему трупа у веселенькой зелененькой стенки, а напряженно трепещущие сердца и вцепившиеся в них души пока еще живых людей.

* * *

За спиной у боевиков захлюпала во­да. «Духи» резко развернулись. После дневного света их глаза ничего не могли различить в мрачном сумраке тоннеля.

Взметнулись стволы, готовые послать смерть вдоль круглых стен, превращаю­щих любой промах в смертельный рико­шет.

— Кто? — Свои. Ильяс еще пулемет дал, — от­ветил приглушенный голос по-чеченски.

— Куда его ставить? — недовольно буркнул старший. Боевики опустили ору­жие, стали разворачиваться к выходу.

Но один, вздрогнув от голоса Эльдара, наоборот, стал приподнимать опущенный было автомат. — Ты откуда здесь, легавый?

В этот момент от стен тоннеля отдели­лись еще двое. Длинные очереди пулеме­та и двух автоматов в замкнутом пространстве страшно ударили по перепон­кам. Но еще страшнее хлестанули тяже­лые пули, смяв и отшвырнув к выходу все трио засадной группы.

В ту же секунду свинцово-стальные потоки вырвались из глубины двух других тоннелей. Приближавшиеся к выходу бой­цы Эльдара били вперед, еще не видя врага, но понимая, что пулям больше неку­да лететь. Только вперед. В тех, кто сам только что готовил внезапную гибель дру­гим.

Но и в самом плотном огне бывают прорехи. В одном из тоннелей уцелевший под смертельным ливнем боевик успел раз­вернуться и выпустить в сверкающую вспышками темноту полный магазин авто­мата. А еще через секунду, уже падая, он сумел нажать на спуск подствольника. Граната черканула по верхнему своду, се­ребристо-черной лягушкой поскакала вглубь и рванула, выбросив сноп бенгаль­ских огней.

Единственный из бойцов Эльдара, уцелевший в этой группе, добил в упор стрелявшего боевика, а затем бегом пом­чался назад и, схватив под мышки, пота­щил к свету, на сухое место своих товари­щей, один из которых стонал, держась за бок, а второй мертво обмяк.

С первыми же выстрелами в тонне­лях омоновцы упали за насыпь. Но вместо того, чтобы беспомощно раскинув руки от страшных ударов в спины скатываться один за другим по щебенчатым склонам, они открыли ураганный огонь. Он превра­тил в решето стены всех стоящих вдоль насыпи домиков, расщепил доски черда­ков, сметая, пронзая, разрывая на куски каждого, кто не сумел укрыться, кому не повезло.

Резко сдавший назад и прикрывший­ся высоким бугром БТР вертел еле видимой со стороны боевиков башней. Он то деловито постукивал из КПВТ, пробивая насквозь бетонные заборы и вырывая из тел спрятавшихся за ними боевиков куски мяса в кулак величиной, то стремительно посылал короткую очередь из ПКТ, навек успокаивая блеснувшего оптикой снайпе­ра.

Недалеко от БТРа в обложенном мешками с землей кузове развернувше­гося «Урала» спокойно, как недавно пе­ред телевизионщиками, командовал сво­им расчетом Пастор. Его АГС бил корот­кими очередями. И редкая из них не на­ходила цель.

Несмотря на такой оборот, «духи» дра­лись отчаянно. Опомнившись после пер­вого шока, они стали отходить короткими перебежками от укрытия к укрытию. Зара­ботали их подствольники, все ближе и злее стали взвизгивать бандитские пули.

А между двумя встречными потоками смерти, перекатившись через насыпь и пригнувшись, бежали четверо.

Длинными очередями слева и справа от них Пастор выстроил огненно-черные стены разрывов, спрятав товарищей от флангового огня за повисшими лохматыми клубами. Но он не сумел уберечь их от бо­евика, который, прижавшись ко дну окопчика и не поднимая головы, швырнул в сторону своих врагов зеленую, рубленную на дольки «лимонку».

Веер осколков достал бамовцев уже в спины. Трое, мертвые уже несколько часов и безжизненно висевшие на спинах выно­сивших их офицеров, не стали еще мерт­вее. Они равнодушно приняли удары доб­рого десятка вонзившихся в них кусков чу­гуна, защитив тех, кто уносил их к своим.

А вот прикрывавший своих подчиненных и свалившийся с перебитой осколком ногой комбат застонал в смертном отчаянии, по­нимая, что жить ему осталось секунды: жи­вая мишень в ста метрах от ближайшего автоматчика.

Но уже зазвучал во всех рациях звеня­щий, подстегивающий голос Шопена:

— Огня, ребята, огня! Прикрыть бра­тишку!

И встали новые клубы разрывов от АГСа и подствольников. С утроенной яро­стью заполоскал свинец по позициям бое­виков. И мелькнули над насыпью тени могу­ чих бесшабашных собровцев, подхватив­ ших раненого и перебросивших его в без­ опасное место, как пушинку.

А еще через несколько минут склонив­шийся над ним Айболит уже убеждал же­натого десять лет комбата, что такое ране­ние до свадьбы однозначно заживет.

* * *

Ребят Эльдара хоронили на родовом кладбище недалеко от Грозного. Тележур­налист Миша со своим оператором сни­мал их похороны, прекрасно понимая, что этот материал в эфир не пойдет. Он не вписывался в «видение чеченской ситуа­ции» руководством телекомпании.

На похороны своих мальчишек в родном северном городе удрал из госпиталя командир СМВЧ.

И каждый из погибших лег в могилу под рвущие небо залпы почетного карау­ла. И мать каждого из них знала, куда прийти, чтобы побеседовать с сыном и вы­ плакать свои беды на родном, всегда ухо­женном холмике.

И сочинил Шопен свою новую песню.

Мы придем на могилы братишек,
Как положено, стопки нальем
И расскажем навеки затихшим,
Как без них мы на свете живем.
Как тоскуют их жены и мамы,
Как детишки растут без отцов,
И оставим под хлебом сто граммов,
И рассыпем охапки цветов.
Для салюта возьмем боевые,
Ведь они не боятся свинца…
Пусть увидят их души святые Бога Сына и Бога Отца.
Мы придем на могилы братишек…

Журнал Братишка № 3 2001

По теме:

Валерий Горбань. И будем живы
Валерий Горбань. И будем живы Этот роман справедливо назвать сагой о чеченской войне. Десятки судеб, перемолотых в ее жерновах, шокируют звездной яркостью, искренностью и исчерпывающей правдоподобностью. Это ...
Валерий Горбань. Первая чеченская война. Индейцы
Валерий Горбань. Первая чеченская война. Индейцы С кем это я обнимался? Это братишка мой — Магомед... Не похожи на близнецов, говоришь? Это точно. Магомед — чистейших кавказских ...
Валерий Горбань. Память крови
Валерий Горбань. Память крови Этот сборник художественных повестей и рассказов об офицерах и бойцах специальных подразделений, достойно и мужественно выполняющих свой долг в Чечне. Книга написана жестко и ...
Валерий Горбань. Закон выживания
Валерий Горбань. Закон выживания Не только ты меня об этом спрашивал. Я сам себя об этом постоянно спрашиваю. И с ребятами, когда собираемся, тоже об этом часто ...
Валерий Горбань. Вкус войны
Валерий Горбань. Вкус войны Посвящается Жоре Воротиленко — любимцу отряда, боевому водителю, настоящему товарищу. И всем братишкам. Эх, война, война! Впереди толпа гудит. Площадь народом запружена. На подходе ...

Присоединяйтесь к нам:

Добавить комментарий