Вторая чеченская война. Карамахи. Два ракурса одного боя
Вторая чеченская война. Карамахи. Два ракурса одного боя
После безуспешной попытки нагнать моих коллег, которые подорвались на броне под Ботлихом, но по слухам остались целы, я на “москвичонке”-развалюхе добрался до Ансалта. На краю дороги мелкий конопатый прапор листал “Плейбой”, полулежа на БРДМ. Этот “Плейбой” я сам вчера читал в Махачкале. Мне его дал Володя — стрингер из АП. Значит, он здесь был, и мне тут делать нечего…
Переночевав вместе с прокисшими от пьянства дагестанскими ополченцами на полу в отделении милиции, утром за чифирем я слушал, как двое спецназовцев в зеленых банданах обсуждали “совсекретную новость” — операция в каких-то селах чуть ли не в центральной части Дагестана. Кара… чего-то там… кахи, махи? Короткий разговор с таксистом, и зеленые купюры из рук в руки. Восточные люди…
Какая разница куда ехать? Хочешь — на шашлык, хочешь — в аэропорт, хочешь — на войну. Знай плати. Блокпосты, споры, сигареты, улыбки, похлопывания по плечу, странно пахнущий желтый бензин в стеклянных банках на обочинах дорог, брошенный шлагбаум и до смешного огромная табличка “Стой! Стреляют!” в лысом поле. Абсолютно все ушли на фронт. В шесть вечера добрались до его линии. Перед ней торговали сигаретами и жарили семечки. За ней гулко бухали орудия…
КАРАМАХИ. ВИД СВЕРХУ
Спецназовца звали Рашид. Остро отточенным финским ножом он взрезал зеленую корку арбуза, едва приоткрывая щель, и если внутри не было достаточно красно, зеленый мяч катился вдоль дороги, под гусеницы бээмпэшки. Выбрав самый спелый, даже посветив внутрь фонариком, он ломал арбуз руками и протягивал:”Кому бесплатный фрукт? На саратовском рынке дороже”. Прикуривал он по-пижонски, от уголька, намеренно дожидаясь, когда синеватая змейка огня доберется до ногтей, и тогда уже, словно нехотя, швырял головешку обратно в костерок.
Разговор не клеился. Вечером притащили БМП, сгоревшую там, внизу. В ней была медсестра и боец их отряда (точнее, их спекшиеся кости). Вытащить их из-под огня сразу не смогли. “Духи” расстреляли остов машины в упор, потешаясь над тем, как двое внутри страшно-надсадно воют, сжираемые огнем заживо. Боеприпасы в БМП еще долго рвались с сухим громким треском в мертвой тишине утра, убив крики и с ними надежду.
Увозили “двухсотых” на вертушке. Саратовские спецназовцы простились со своими товарищами не в полном составе. Четвертые сутки отряд спецназа внутренних войск брал базарную площадь Карамахи. Брали — это не то слово. Отгрызали угол за углом. Но … на каждое следующее утро все приходилось начинать заново.
По ночам спецназ в селе не оставался — бессмысленный риск. Быть беспомощной мишенью в темноте никому не охота, и с утра опять приходилось танцевать от той же печки по новой. Первыми в село заходили саперы — снимали мины, что ваххабиты поставили на тех же точках, где еще прошлым вечером сидел спецназ. Прорыва почти не было, топтались на месте. По ночам, разумеется, шарашили из орудий по селу вслепую — туда, где сами топтались днем, рассчитывая накрыть кого-нибудь из “любопытствующих”.
Где сидели “духи” было не ясно, но то, что их присутствие воспринималось всерьез, я понял мгновенно по злобному окрику из окопов ополченцев: ”Пригнись, не то снайпер башку снесет!” Время от времени что-то по-шмелиному, на низкой ноте гудящее беспокоило слух белозубых дагестанских ментов, что свежевали тушку барашка узкими, белыми от жира ножами. На запах подтягивались наши спецназовцы. Грязный камуфляж, песок на лицах, загар даже на ногтях, за плечами автоматы, в руках — арбузы.
Пока жарился шашлык, набивали магазины и пулеметные ленты патронами. Левее, метрах в пятнадцати от костра, шел “бой” — два молодых ополченца ожесточенно поливали из автоматов поселок, лежавший внизу, километрах в трех от позиции. Патронов не жалели. Как только они прекращали свою пальбу, по ним палил снайпер ваххабитов. Эта бессмысленная дуэль продолжалась с самого утра.
Потом появились два новых “добровольца” с еще более суровыми намерениями. Кое-как вставив ленту в тяжелый пулемет, один поправил камуфляжную косынку на голове и ринулся вниз, по холму. За ним едва поспевал второй толстяк с “цинком” патронов. На потеху всему батальону, едва преодолев тридцать метров, они опрометью рванули вверх, обратно в окопы, подгоняемые снайпером, который стрелял наверняка и довольно близко. Странно обрадованная неожиданным шоу толпа в окопах подхватила под микитки обоих “героев” и перевалила их через бруствер. Толстяков хлопали по плечам, радостно трясли, только что не бросали в воздух.
“Медалькой какой-нибудь теперь обоих наградят,” — презрительно процедил сквозь зубы сероглазый Рашид, сплевывая семечки. Лейтенант в сером камуфляже чуть заметно толкнул его локтем. “Не бухти. Пусть помогают. Беспокоящий огонь… Все такое…”
КАРАМАХИ. ВИД СНИЗУ
Имени солдата я не запомнил. Лет девятнадцати, обритый наголо, отчего казался еще моложе, без каски и даже без привычного зеленого платка, с засученными рукавами, парнишка стоял столбом посреди маленькой площадки за мечетью, усыпанной битым красным кирпичом и арбузными корками.
Зажмурив глаза и опустив лицо, солдат шептал молитву. Офицеры, казалось, не обращали на него никакого внимания. За мечетью шла какая-то непонятная суета. Все орали друг на друга, потом внезапно переходили на шепот, таинственно жестикулируя, потом опять возбужденно орали, затем кто-то кидался к рации и орал в микрофон, позабыв надеть наушники. Искали каких-то танкистов, потом артиллерию, потом “вертушки”, потом каких-то “своих”.
Вскоре появился танк, который так настойчиво искали. Не сразу, со второй попытки танкист поставил тяжелую машину вплотную к сараю напротив мечети, и радист стал запрашивать координаты какой-то цели. Наводчик спецназовцев долго не мог добиться от танкиста, понял ли он указание.
Матюкаясь, прижимая истертые наушники к побелевшим ушам, он трижды повторил все градусы и цифры, но, видимо, радист в танке совершенно оглох. Неожиданный, ошеломляюще громкий орудийный выстрел лопнул в нагретом до тридцати градусов воздухе, подняв столбом пыль до самой крыши разбитой снарядами постройки.
“Куда!? Не туда, мать твою! Что? Б… !!! Не слышу! Что?! Какое дерево?! Сам ты дерево, чурка, е… твою…!!!” — спецназовский наводчик, седой от пыли, с побагровевшим лицом натужно орал в микрофоны.
Наконец не выдержал, сорвал к черту наушники, пнул ногой пустой пулеметный “цинк” и, свирепо сверкая глазами, побежал к танку, не обращая внимания на окрики лейтенанта. Зайдя за угол здания, спец быстро перекрестился и в три прыжка заскочил на броню. Озираясь, сержант яростно стал колотить кирпичом по крышке люка. Она с лязгом распахнулась, и кто-то, не высовывая головы, что-то замяукал наводчику в ответ. Я разобрал только несколько слов: ”не слышал”, “на два градуса вправо” и “сам мудак”…
Второй выстрел, видимо, был в яблочко. Наводчик, прильнув к окуляру, хрипло орал: ”Есть! Навесил! Уже горит!”… На сарае, за которым прятался гранатометчик, весело потрескивал лопающийся от жара шифер. На площадке перед разбитой вдребезги мечетью спецназовцы расслабленно развалились на травке, подводя итоги боя.
Лениво защелкивая патроны из “цинков” в магазины автоматов, травили анекдоты. Мимо неспешно проехал бензовоз “Урал”, дважды коротко просигналив саратовцам. Голый по пояс водитель в зеленой кепке, одной рукой держась за руль, другой пытался сорвать грязный, бледно-болотного цвета броник с бокового стекла. Лихо развернув машину задом к селу, водила прошпарил еще метров десять и спрыгнул на битый кирпич. В ту же секунду прогремел мощный взрыв.
“Корреспондент! Мать твою, живой?” — слышу сквозь звон в ушах и чувствую, что меня кто-то трясет. Это наш лейтенант. Откуда-то появилась БМП с шестью спецами на броне. Встаю, ищу свой кофр, нащупываю фотоаппарат, иду к мечети. За ней пылает “Урал”.
“Корреспондент! Уйди оттудова, прошу тебя! Убьют ведь — пиши потом объяснительные…”
Крик сзади: “К бою!”
Выхлоп соляры, рев движка, разворот БМП. Двое спецов на броне, четверо рядом, прикрываясь ею. Успеваю сделать несколько кадров. Мимо меня очень деликатно, чтобы не толкнуть нечаянно — работает же человек, шустро пробегают еще трое спецназовцев.
У одного лицо и гимнастерка запачканы кровью, в руке снайперская винтовка, вся замотанная зеленой тряпкой. Проехав метров сто, БМП тормозит и сбрасывает с себя спецназ. Группа рассыпается по кустам. Тишина. Слышно, как слева горит “Урал”, чадя черным дымищем. БМП вдалеке взревел движком и снова затих. Всхлипнула рация, и снова мертвая пауза. Сверху доносится рев вертушек. Разворачиваются, но идут мимо.
— Ну чего, он так и будет до вечера в прятки играть?
— Может, у него время намаза? — Движение слева, всем внимание! Движение слева!
Короткая очередь из автомата. Чей-то крик. Гулкий удар, еще один. Длинная пулеметная очередь. Щелканье пули о кирпичи мечети.
— Движение справа от тебя! Второй возле большой яблони! Берегись! — невидимый наводчик на этот раз оказался прав: “духи” — снайпер и гранатометчик — работали в паре и постоянно двигались. Сейчас, благодаря снайперу, сидящему на крыше бывшего гаража и не дававшему поднять головы никому из спецов, гранатометчик безнаказанно пристраивался возле яблони с РПГ. Вновь всхлипнула рация: ”Всем внимание!” Одинокий хлесткий выстрел. БМП взревел и двинулся вперед. Очередь из башенного орудия…
И возбужденный рев, как на стадионе. Еще один одиночный выстрел, и мгновенно за ним еще один. “Броня, добавь!” Ухнуло два раза где-то рядом. “Отдыхаем! Отбой!”
Широкоплечий спецназовец со снайперской винтовкой смущенно просил меня не фотографировать его лицо. Я не стал настаивать…
А Карамахи взяли через два дня. Только без меня. Потому что пленка закончилась.
Дмитрий БЕЛЯКОВ
Присоединяйтесь к нам:
