Дмитрий Мазненков. Дотянуться до жизни
Дмитрий Мазненков. Дотянуться до жизни
О Диме Мазненкове я слышала дважды. В первый раз от ребят из третьего батальона софринской бригады. Они рассказали, как вытаскивали полуживого, ползшего двое суток к своим солдата из-под огня. Последние метры он уже не мог даже ползти, и тогда ребята бросили ему веревку, на конце которой была привязана палка. Дима ухватился за нее двумя руками, и его втащили к своим.
Израненного, теряющего сознание от потери крови и усталости, голодного, но счастливого тем, что он победил, выжил, дополз всем смертям назло. История звучала невероятно, но усомниться в подлинности рассказа оснований у меня не было. Второй раз о подвиге Димы рассказал бывший комбриг софринцев Геннадий Фоменко. Рассказал тепло, как о сыне.
Я отыскала Диму в реутовском госпитале. В палате с Димой находился отец. За все время нашего долгого разговора он не проронил ни слова…
28 декабря 1999 года колонна бронетехники из нескольких танков и БМП двинулась на зачистку Старопромысловского района. Софринцы были не одни, рядом шел СОБР. Колонна продвигалась медленно. Дима и другие солдаты находились где-то в середине колонны, под прикрытием брони.
Их обстреливали из одноэтажных домов частного сектора. Они стреляли в ответ. В условиях уличного боя гражданское слово “шли” включает в себя многое: бежали, ползли, падали на грязный, смешанный с землей снег, вскакивали и снова бежали. И — обязательно — стреляли в ответ.
Когда стало известно, что ранен командир первого батальона и убит командир взвода, за первым танком в живых оставалось всего четыре бойца. Дима мгновенно оценил ситуацию. Он был пулеметчиком и знал, как нужна огневая поддержка, чтобы вынести из-под огня раненых. Под огнем он побежал к первому танку, упал рядом с гусеницей, стал простреливать дома, откуда вели огонь боевики. Через какое-то время Дима обнаружил, что патронов у него почти не осталось, а второй номер его расчета — далеко позади.
Плотность огня была такой, что высунуться из-за брони невозможно. Танкисты запросили помощь, им на подмогу пошел второй танк. Он заглох недалеко от первого! К обороняющимся выдвинулся третий танк. Но по нему ударили из гранатомета. Танк загорелся и стал отползать назад.
Поступила команда отходить. В это время в воздухе над вторым танком взорвалась граната. Все, кто находились за танком, получили ранения, Диме Мазненкову осколками посекло голову и спину.
Танкисты стреляли, но с заглохшими двигателями боевые машины были слишком хорошей мишенью для “духов”. К тому же один из танков горел. Противник продолжал наседать со всех сторон. От занявших круговую оборону софринцев до бандитов оставалось не более тридцати метров. Но они все-таки сумели отбить очередную атаку, боевики отошли.
Бой продолжался уже около двух часов, когда к танкам за ранеными подошла БМП. Стоять больше чем одну-две минуты было нельзя. А раненые самостоятельно тоже не могли влезть в машину. Дима видел, как, превозмогая боль, полз к БМП кто-то из его сослуживцев, видел, как снайпер убил его. Кто это был? Может быть, Максим Лукинов из Самары? Или Андрюха Цуркан из Арзамаса? А, может, это был свердловчанин Серега Велижанин?
БМП-эшка ушла в тыл. Оставшиеся раненые были хорошей мишенью на новогоднем снегу, смешанном с грязью, кровью… Стрелять — нечем. Ждать — нечего. И Дима Мазненков пополз к своим. Шансов выжить у него практически не было. Но и ждать смерти, не делая ничего, он не мог!
Дима не помнит детали. Он просто полз. По незнакомой местности, среди разрывов, каждую минуту рискуя нарваться на мину или попасть в перекрестие снайперской винтовки. В первую ночь он чуть не погиб под колесами каких-то машин. Не раз слышал где-то рядом нерусскую речь.
Конец декабря в Грозном — сезон далеко не курортный. И то, что потом будет записано в диагнозе: “минно-взрывная травма, огнестрельные ранения, минно-осколочный перелом правой бедренной кости” — все это у него есть уже сейчас. И с этим надо ползти!
На вторые сутки Дима получил еще одно ранение. В бровь. То ли граната взорвалась где-то рядом, то ли у снайпера рука дрогнула. Осколок (или пуля) перебил нерв, глаз перестал видеть.
Однако Дима не хотел сдаваться. Он упорно уползал от смерти. Солдат замерз, но уже не чувствовал холода. Дима потерял счет времени. Двое суток без еды и воды. Но полз… Превозмогая нечеловеческую боль, метрами, потом сантиметрами измеряя свой путь. Он уже прополз не один километр, когда увидел впереди солдатскую палатку. Крикнуть сил не осталось. Уходило сознание. Он пробовал катиться, но огромная кровоточащая рана чуть пониже спины тут же напомнила о себе.
Дима потерял сознание, провалившись куда-то в недавнее свое прошлое. Туда, где не было ни боли, ни погибших его сверстников, где не было этого безумия, названного войной. Диме было бы хорошо там, если бы не плачущая мать.
Солдат силой воли возвращал себя из небытия. Открывал глаза, начинал ощущать боль. Ему казалось, что ползет он по кругу, снова и снова возвращаясь туда, откуда начал этот долгий путь.
Шли третьи сутки, когда, открыв глаза, Дима увидел невдалеке дома. Потом из грохота стрельбы сознание начало выделять далекие крики: “Ползи! Ползи!”
Ползти он не мог! Он крикнул, почти не надеясь, что его услышат. Но его услышали. И не только свои.
Бандиты открыли шквальный огонь, преграждая солдату последние метры к спасению, к жизни. Чеченские снайперы начали охоту за раненым, обессилевшим, обескровленным солдатом. На мгновение Диме показалось, что это конец…
Но и наши бойцы весь свой огонь сосредоточили на огневых точках противника, не давая боевикам перехватить инициативу. Софринцы отчаянно сражалась за жизнь Димки. Попробовали подобраться к нему на БТРе. Не удалось! Боевики не давали подойти к раненому ближе чем на пять метров. Взрывы. Грохот. Дым. Крики.
Когда Диме оставалось ползти не больше пятнадцати метров, ребята бросили дымовуху, чтобы укрыть солдата от снайперов. Потом стали бросать веревку. Но веревка не долетала до Димы! Бросать приходилось под огнем, из положения лежа. И тогда кто-то догадался привязать к веревке палку. Дима смог дотянуться до нее, сжать из последних сил.
Эти последние пятнадцать метров его тащили на веревке. Под огнем…
Бог и проведение помогли. Дима остался жить!
Солдат не заплакал, даже когда его за веревку вытащили с того света. Он уже давно перестал бояться, перестал чувствовать, он почти перестал жить…
Первое, о чем попросил Дима:
— Пить! И закурить!
Диму погрузили на БТР, потом перенесли в “уазик” и доставили в медсанбат. Там ему оказали первую помощь, сделали первую операцию.
Снова дорога, и снова госпиталь, на этот раз во Владикавказе, и снова операция. Очнулся от наркоза в коридоре. Потом опять дорога, опять госпиталь, ростовский. В Ростове Дима Мазненков пробыл около десяти дней. В середине января он был уже в подмосковном Реутово, в Главном военном клиническом госпитале внутренних войск.
Почти год Дима находился на лечении. Придя в себя, он попросил дежурившего у его постели отца купить ему экспандер, чтобы разрабатывать мышцы. Он все делал для того, чтобы вернуться в строй…
С ДИМОЙ Мазненковым мы встретились еще раз. Он уже ходит. Службу закончил, уволился в запас, живет с родителями. Вручили ему орден Мужества…
Но проблемы остались. Самые большие — со зрением. Осколок перебил нерв. На операцию нужны деньги…
Свой долг перед Родиной Дима Мазненков выполнил сполна. Слово теперь за Родиной.
Журнал Братишка № 5 2001. Жанна ЛАБУТИНА. Фото автора и Юрия ТУТОВА
Присоединяйтесь к нам:
