Летом 1995-го мы искали его по Чечне, чтобы попрощаться, проводить в последний путь. Наш 117-й погиб в Самашках. В разных уголках России на городских кладбищах и сельских погостах похоронили уже солдат и офицеров, погибших 7 апреля, уже много раз поднимали за них третий тост.
А 117-й с выгоревшим нутром, с черными глазницами люков-бойниц, в кроваво-ржавой коросте еще стоял где-то мрачно-немым памятником-укором…
Это была комбатовская машина, и мы, два военных корреспондента, не раз в грозном январе благодарили судьбу, что комбриг определил нам место в этой броне, с этим экипажем. На нем вошли в Грозный. Он пробивался к печально знаменитому Старопромысловскому шоссе, где еще с новогодней ночи лежали неубранные парни из майкопской бригады. По нему лупили снайперы с Дома печати и сыпались мины с завода «Красный молот»..
Он штурмовал «Главчеченснаб» — отменно укрепленную опорную базу дудаевцев. Возил бригадных саперов, которые сняли ни одну растяжку, ни один сюрприз на нашем пути, доставлял штурмовые группы омоновцев. Он делал свою боевую работу, грязную и трудную, смертельно опасную.
А когда мы возвращались после очередной операции на базу, ели честно заработанную кашу и согревались горячим чаем, наш 117-й занимал свое место правофлангового в дышащем солярным и пороховым перегаром железном строю и отдыхал до утра. У нас в палатке уже были буржуйки и койки, заправленные синими солдатскими одеялами.
А он стоял под холодным звездным небом, вмерзая натруженными колесами в грязные лужи, где изо льда семечной шелухой торчали разнокалиберные гильзы. Сколько гильз — столько пуль, выпущенных по ‘духам….
В метрах отработанной нами диктофонной и фотопленки — километры, накрученные колесами 117-го.
Спасибо тебе за помощь и защиту, боевой товарищ!
В полночь между маем и июнем мы сидели на «Куликовом поле» у палатки. Сержант Алексей Поносов, участник боя в Самашках, получивший накануне из рук генерал-полковника А.Куликова свой заслуженный «кавказский крест» — знак «За отличие в службе», рассказывал о том бое:
— После обеда, примерно часа в четыре, мы вошли в Самашки в составе первой штурмовой группы. Почти сразу появился первый убитый — Сергей Быданов и двое раненых — Серега Горев и Вася Лямин, расчет пулемета. Продвигались по улице медленно, по нам стреляли, три засады было.
В бою проявил себя комбат, смелый человек, стрелял из всех видов оружия, шел один. Когда ребята хотели его прикрыть, догнать его, он сказал: «Оставаться всем на месте..»
Потом, как стемнело, «гирлянд», (осветительных мин) еще не было, у нас пропал один солдат, Долгий Сергей. Мы пошли с Эдиком Мифтафутдиновым искать его. В темноте увидели двоих ‘духов., они перебегали дорогу. Закидали то место гранатами. Нас догнал комбат.
Вызвали 110-й БТР, поехали искать солдата, но так и не нашли. Выехали к железнодорожной станции, куда поначалу свозили всех наших раненых. Погрузили их на Стодесятый, и Эдик уехал вместе с ними в полевой госпиталь. Комбат сказал: «Кто здоров — на Стосемнадцатый».
Сели сержант из третьей роты, я, контуженный боец из роты саперов, омоновец и сам комбат. Внутри находились Пильященко, Успенский, наводчик Димка Стариков, водитель Воложанинов и радист из роты связи. Выехали на улицу, по которой шла третья штурмовая группа. Впереди на дороге стоял пустой бэтээр ГСН.
Мы его объехали, дальше смотрим, еще один стоит, снова пустой БТР разведки. Он загородил нам дорогу, рядом лежал убитый пулеметчик из третьей роты. Наша «коробочка, встала.
И тут из двора дома кто-то крикнул: «Тут снайпер, прыгайте!.. Мы — прыг. Тот же голос: «Щас ваш бэтр долбанут из гранатомета, убирайте его!» Денис Воложанинов сказал комбату: «Давайте, я уберу».
Но тот ответил: «Не надо». Только он сказал это, как снайпер ранил его. Мы все к броне прижались, а я усадил комбата, дал свой ИПП (индивидуальный перевязочный пакет).
Пильященко и Успенский стали его перевязывать. Потом выстрел из гранатомета как долбанет по нашему БТРу. Хорошо, что шорохом прошел.
Успенский ранен был легко в голову. Из бэтра вылез Димка Стариков, наводчик. Улыбнулся, лег между колес БТРа. Вылез и Денис Воложанинов, раненный в затылок. Второго выстрела гранатометчика недолго ждать пришлось. Он оказался более точным — погиб связист, раненный еще первым выстрелом.
Погиб и Димка Станков — ему осколок в голову попал, ранило омоновца, убило контуженного солдата из саперной роты.
Сержант из третьей роты, который был с нами, успел в здание к разведчикам заскочить. А нам голову нельзя было поднять — снайперы стреляли. Только высунешься — точно над броней пуля в стенку шлепает. БТР загорелся. Раненый Успенский сказал, что там гранатометы «Муха», четыре штуки. Я вытащил три, четвертый не нашел, вытянул и ящик с патронами. Да, еще Успенский сказал, что в бэтре раненый пацан остался.
Я огонь на сиденьях кое-как потушил, заглянул: дыра сверху, а внутри не то что раненый — непонятно что уже было…
Только вылез, раздался третий выстрел. Бэтр еще сильнее загорелся. Я подполз к комбату и сказал: «Нужно уходить, сейчас БК рванет». Он мотнул головой.
Разведчики и ГСН (группы спецназа) нас прикрыли. Комбат с Пильященко вышли, Воложанинов вышел, омоновец раненый. Все вышли. Я последний побежал из-за БТРа. Потом боекомплект взорвался, фейерверк… Сильно обгорел труп солдата из саперной роты и Димка Стариков.
Позже мы взяли всех раненых и дворами вместе с разведчиками и ГСН их вынесли. В том бою старший лейтенант Максин, командир нашей роты, как-то потерялся. Ребята мне рассказали, что слышали по рации последнее его сообщение, мол, ранен в ногу, патроны кончились, по-моему, нам всем конец.
У нас были танк и два БТРа. Обе «коробочки» ушли с ранеными, а у танка башню заклинило. Сержант Бабаев взял командование на себя, загнал танк во двор, заняли круговую оборону, потом нашли радиостанцию, сообщили, где находимся. Так прошла ночь. Потом наши встретились, из второй роты.
Рассказали, что Леха Давлетгараев погиб. Видать, забежал во двор магазин перезарядить или еще что-то, его из окна в затылок и застрелили.
Ребята в Самашках все действовали четко, никто не струсил, никто не испугался.
Вот и услышали мы, как погиб наш 117-й.
Вспомнилось, как мы влезали в его железное нутро, напичканное оружием, боеприпасами, миноискателями и другими нужными на войне штуками.
Было страшно тесно, но зато тепло. Незлобиво ворчали на Старого, чья вертящаяся люлька то и дело заставляла нас, толстых и неповоротливых в бронежилетах, ужиматься, дабы не мешать меткой стрельбе нашего наводчика. Покрикивали на Пильященко с его ящиком-радиостанцией, чья антенна так и норовила ткнуть в глаз — он обеспечивал связь комбату.
Беспокоились за лихого водилу Дениса Воложанинова, боясь, что простудится, выскакивая на мороз по-летнему. При штурме одного из бандитских гнезд в Грозном надо было сбить железные ворота. Все спешились, спрятались за стеной.
Помню, крикнул еще Старикову: «Башню поверни назад, а то стволы своротишь!». Ворота снесли махом.
А когда влезли под броню, увидел Старого… стоящим на коленях за своими пулеметами.
Оказалось, от страшного удара отвалилось сиденье наводчика. В тот день так и отвоевал Димка Стариков — на коленках. Всю ночь, пока мы спали, что-то мудрил, клепал, завинчивал. Назавтра уже крутился в своем креслице перед моим носом…
В следующий приезд, узнав что и как было в Самашках, хотели сделать последний снимок нашего геройского 117-го. Ребята говорили, что стоит он, родимый, на базе, а на обожженной разорванной броне лежат, как у памятника, цветы. С «Куликова поля» мы шли на базу колонной.
В пункте временной дислокации софринцев нам сообщили, что 117-й только-только отправлен на ремонтный завод. Кинулись на погрузочную площадку железной дороги. И туда опоздали! Теперь уж вряд ли кто скажет, на что пошла переплавленная броня, бывшая нам щитом.
Прощай, 117-й! Поднимая третий тост, мы, пока живы, будем вспоминать и тебя…
Журнал Братишка №2 1996. Полковник Борис КАРПОВ, фото Олега СМИРНОВА
1 Comments
Во вторую чеченскую он опять участвовал.Только доехав до подступов столицы сломался и до конца компании так и был на постоянном ремонте.P.S.Бэтэр был с душой,не хотел он воевать больше.