Нудный ледяной осенний дождь то лениво сыпался противной мокрой
взвесью, и все вокруг тонуло, растворялось в сырой туманной мгле, то
вдруг с порывами ветра начинал с остервенением стегать спины, руки, лица
колючими вениками знобящих капель.

     — Погода из цикла «мечта разведчика”, — бодро подытожил «Гюрза”
— наш старинный добрый друг, командир роты специального назначения
армейской разведки. «Гюрза” был легендой Чечни. Мы познакомились с ним в
те дни, когда войска штурмовали Бамут и его разведка, обойдя дудаевцев с
тыла, неожиданно и беспощадно обрушилась на боевиков, решив судьбу
доселе неприступной крепости. Там, в Бамуте, и состоялось наше
знакомство.

     Потом «Гюрза” и его люди были первыми, кто в Грозном пробился к
координационному центру, окруженному боевиками. За этот подвиг его
представили к званию Героя России, да только до сего дня представление
то где-то ходит…

     И вот теперь, после почти полуторагодовалой разлуки, судьба
вновь свела нас. Мы приехали писать о войсковых разведчиках, и на
вокзале одного их древних русских городов нас встречал собственной
персоной «Гюрза”. «Гюрза” — радиопозывной, с которым он ходил по Чечне. В
«миру” же он носит красивое русское имя Алексей.

     Спецназ грузился для выхода в поле на учения. Палатки, дрова,
термосы, брезент, боеприпасы, радиостанции. Спецназ, как средневековая
дружина, отправляясь в поход, все берет с собой для автономного
существования. От кольев для палатки до тушенки, бинтов, ложек, лопат.
Поэтому старшина разведроты — личность особая. В голове он должен
держать сотни всяких мелочей, ничего не упустить, ничего не забыть.

     — В такую погоду разведчику «за счастье” работать, —
рассказывает «Гюрза”. — Все по норам да по домам сидят. Однажды в такой
дождь мы целую толпу «чичей” (чеченцев) «забили”. Они в горах привыкли
бродить, как у себя дома, не ждали, что мы туда полезем. Вот в такой
ливень мы в лесу на склоне и нашли их лагерь. Они по землянкам забились.
Грелись, отъедались. Один часовой под кустом сидел, и то, в брезент
закутавшись. Ну мы часового из «глушака” сняли, а потом устроили пышный
«мухабат”. Пятнадцать автоматов и два «граника” собрали. Карты
«духовские”, документы.

     Дождь, непогода для разведчика — самое милое дело…

     Разведгруппы уходили на задание. Одни готовились к засаде,
другие к штурму командного пункта противника. Разведчик-спецназовец в
поле чем-то сродни серому волку. Все и вся в тылу противника против
него. Противодиверсионные группы и заслоны, сигнализация и прочесывания,
часовые и наблюдатели. Каждый день, каждый час, каждую минуту на
разведчиков идет беспощадная охота. И самые маленькая ошибка в ней будет
оплачена жизнью. Своей и товарищей. Но разведчики не жертвы, нет, они
сами охотники. На их стороне дожди и снегопады, болота и овраги. Их
друзья — темнота, ветер, и холод. Они способны просачиваться сквозь
самые плотные кордоны, растворяться бесследно в, казалось бы, пустом
поле. Они упрямы и беспощадны. Спецназ не знает жалости, но и сам пощады
ни у кого не просит…

     Вооруженные Силы России переживают сегодня тяжелые времена.
После обвальных сокращений, хронических неплатежей армия
полупарализована. Боевая учеба сведена на нет отсутствием топлива,
боеприпасов, ресурсов, техники. С особенной силой эти проблемы бьют по
элите Сухопутных войск — по армейской разведке.

     После развала Союза Россия лишилась пяти сухопутных и одной
морской бригад «спецназа” Главного разведывательного управления.
Оставшиеся бригады были тоже бригадами лишь на бумаге — развернутыми
только на одну треть. Но именно они — войсковые разведчики, спецназовцы,
чаще всего решали исход сражений чеченской войны. Разведка ВДВ спасла
армейцев от полного разгрома в новогоднюю ночь 31 декабря 1995 года,
сыграла решающую роль в штурме Грозного. Разведка обеспечила удачный
штурм Гудермеса и Аргуна, Старого Ачхоя и Ведено. Разведка всегда шла
впереди, прокладывая дорогу пехоте…

     — Ну что, пойдем посмотрим, как засаду подготовили? — предлагает «Гюрза”.

     Под непрекращающимся дождем мы долго трясемся по рытвинам и
ухабам в кузове «урала”. Наконец, машина останавливается. Мы вылезаем.
Вокруг поля. Впереди дорога вытягивается через неглубокую ложбинку и
уходит в гору.

     «Гюрза” направляется к ней. Мы за ним.

     Понятно, что это и есть место засады. Глаза привычно обшаривают
кустарник и заросли ковыля в поисках «засадников”. Есть! Вижу одного. В
густом кустарнике вижу знакомый, характерный, «сучок” ствола винтовки и
отсвет камуфляжа.

     — Кое-кому лень было хорошенько зарыться, — подначиваю шутливо
«Гюрзу”. Шагаю вперед и… из-под каблука слышу тихое и вежливое: «Вы
мне сейчас шею сломаете”. Оказывается, я одной своей ногой стою на
замаскировавшемся «спецназовце”. Он зарылся в землю между двух болотных
кочек. Весь облепленный травой, закамуфлированный краской, он не
различим даже с полутора метров.

     Гюрза улыбается.

     — С бойцом разберется командир. Это, конечно, недостаток, но из машины на ходу его вряд ли различишь…

     «Сойдя” с разведчика, я смущенно соглашаюсь.

     «Гюрза” машет рукой и «урал” трогается с места. Водитель, как и
учили, набирает скорость перед опасным участком, и я уже ожидаю взрыва
или стрельбы (а как еще остановить эту гору железа), когда «урал” со
всего разлета проваливается передними колесами в глубокую колдобину.
Водитель инстинктивно бьет по тормозам и тотчас на подножке из-под колес
взметаются бесформенные сгустки — спецназовцы. Щелчки бесшумных
пистолетов. Распахнуты двери. «Мертвый” водитель мешком выпадает из
кабины. С него тотчас сдирают куртку и кепку. Тело оттаскивают в кусты.
Того, кто сидел справа, так же торопливо связывают и грубо забрасывают в
кузов. Через мгновение машина трогается с места и устремляется через
поле к лесу. Ни выстрела, ни взрыва…

     Мы с Василием растерянно смотрим друг на друга. «Гюрза” улыбается.

     У леса идет допрос «пленного”. Связанный по рукам и ногам
прапорщик, одетый в форму вероятного противника, что-то быстро, взахлеб
объясняет на английском командиру группы — высокому, сухому старшему
лейтенанту. Закамуфлированный до неузнаваемости, весь в пучках ковыля и
веток, он коротко и жестко спрашивает о чем-то «пленного”. Тот опять
взахлеб что-то лепечет. Сыпятся цифры, фамилии, звания.

     — Наша гордость, — кивает «Гюрза”, — молодец мужик. Свободно говорит на английском и французском.

     «Гордость” сейчас имеет далеко не лучший вид. Весь в грязи,
мокрый, связанный, со здоровой шишкой на коротко стриженном затылке.

     Допрос окончен. Командир отходит. Бойцы подхватывают «пленного”
под руки, переворачивают. Один из них коротким движением достает
блеснувший пистолет и приставляет его к затылку «языка”.

     Обывателя, конечно, покоробит эта жестокость. Но нет в ней
«антигуманнности” или «презрения к морали”. Это страшная необходимость.
Группа находится в глубоком тылу врага. До фронта несколько сотен
километров. Тащить «языка” на себе — это значит связать себя по рукам и
ногам. Оставить в живых — значит ”засветиться” и немедленно погибнуть…
Ведь главное оружие разведчика — скрытность. Самая подготовленная
разведгруппа, с самими опытными и отлично вооруженными бойцами все равно
бессильна в чистом поле против обычной стрелковой роты. Слишком не
равны силы…

     Окончание допроса на языке «спецов” называется «проконтролировать”…

     Жестоко? Да. Война жестокая штука.

     Мой товарищ спросил одного из разведчиков «Гюрзы”: «А что же делать, если кто-то будет ранен?

     — Легко раненый такой же боец, как и все. А тяжелому оставляют пистолет с одним патроном…

     — Мужество «спецназовца” — поняв, что ты обуза для товарищей,
избавить их от себя, — сказал еще когда-то в Чечне мне один из
командиров одной из разведгрупп. Ведь от успеха действий группы зависят
жизни не только твоих друзей, но и тысячи, десятки тысяч других.
«Спецназ” ГРУ применяется по особо важным объектам. Пусковым установкам
ракет, складам ядерных боеприпасов и им подобным.

     Чаще всего «спецназ” — это билет в одну сторону. Возвращение
группы не предусматривается боевыми уставами. После выполнения основной
задачи все оставшиеся в живых либо пытаются самостоятельно пробиться к
своим, либо стараются создать на территории, занятой противником,
партизанский или повстанческий отряд. Если, конечно, есть из кого его
создавать…

     Спецназ не знает пощады и жалости. Но и сам их не просит…

     «Гюрза” — удивительный и странный человек. Прошедший за эти
годы почти все «горячие точки” бывшего Союза. Воевавший в Афганистане,
он не ожесточился, не озлобился. Наоборот. Радушный, приветливый, он
по-мальчишески влюблен в свою работу. Категорически отказывается от всех
повышений и назначений, считая роту своим домом, своей семьей.

     За полтора года, прошедшие после Чечни, «Гюрза” вытащил к себе в
роту больше половины тех, с кем воевал в 166-й мотострелковой бригаде.
Кого-то вытащил из глубокой пьянки, кого-то буквально подобрал на улице.
Кого-то спас от увольнения. Теперь здесь, в его роте, они — опора и
костяк. Поэтому не удивительно, что рота «Гюрзы” — одна из лучших в
Сухопутных войсках.

     Сейчас «спецназовцы” готовятся к открытию памятника погибшим в
Чечне. На свои деньги заказали гранитный памятник, своими силами
готовится основание под него. День разведчика состоится его открытие.
Приедут на него со всех концов России солдаты и офицеры разведки 166-й
бригады, прошедшие бок о бок с «Гюрзой” горы и равнины Чечни. Помянут
погибших. Обнимутся живые. И это не просто дань памяти павшим или повод
для встречи. Это самый главный резерв разведки. Ведь случись вновь беда,
полыхни война — и, как сказал «Гюрза”: «Мне роту развернуть по штатам
военного времени — два часа. Написать и отправить телеграммы. Все мои
через сутки будут в строю. Живые и павшие. Мы же разведка…”

     

     Владислав ШУРЫГИН