Воспоминания офицеров и солдат 245 МСП о подготовке к первой чеченской войне
Воспоминания офицеров и солдат 245 МСП о подготовке к первой чеченской войне
В начале декабря 1994-го года ситуация вокруг Чечни обострилась настолько, что Президентом России Борисом Ельциным было принято решение о вводе войск в эту мятежную республику. 11 декабря началась многолетняя и кровопролитная кампания по наведению в Чечне конституционного порядка.
Многим не хотелось бы вспоминать, как начиналась та кампания, по существу — настоящая война. Тысячи погибших наших солдат, горе и слезы их родителей, многих тысяч людей, русских и чеченцев, в Чечне, да и по всей России. Но вспоминать и, главное, навсегда усвоить те уроки, надо не только армии, но и всему обществу.
Беспечность, стремление к показухе привели к тому, что российская армия в первые недели этой кампании была фактически не готова воевать. Сейчас даже страшно представить, что было бы, если бы пришлось воевать не с бандформированиями в Чечне, а с большой, регулярной армией, напавшей на нашу страну? Могла бы повториться трагедия 41-го года…
Весной 1994 года из Германии в военный городок поселка Мулино Нижегородской области эшелонами был передислоцирован 245-й гвардейский мотострелковый полк. Техника полка — не одна сотня единиц танков, боевых машин пехоты, самоходных гаубиц, грузовиков — была ровными рядами, за неимением ангаров и гаражей, аккуратно выставлена в чистом поле — до лучших времен, а личный состав срочной службы почти полностью отправлен на дембель. Впрочем, служба шла, а как — лучше всего расскажут ветераны полка, которых удалось разыскать.
Анатолий КУШНАРЁВ, психолог полка, майор:
— В полку я начал служить еще в Германии, сначала замполитом первого мотострелкового батальона. Вернулись в Россию, солдат-срочников почти всех демобилизовали — кто тогда думал, что армия вдруг понадобится! Мы, оставшиеся офицеры и прапорщики, сами летом и осенью 1994-го строили парки, территорию убирали. Где-то в середине декабря пошли слухи о войне в Чечне. Потом команда и нам: «Готовьтесь!» Мы никто не верили, что полк поедет воевать — потому что просто некому было воевать!
Федор Сергеев, по штатному расписанию — правовед полка, капитан:
— В полк я приехал 1 декабря 1994 года переводом из Таджикистана.
Полк был только на бумаге, весь его личный состав размещался на одном этаже в казарме. Людей едва хватало на наряды. Солдат тогда в полку было всего 40 человек срочников, порядка 20 — контрактников. Офицеров был некомплект процентов на 50. Пошли слухи, что всю нашу дивизию отправят на Кавказ. Настроение было тревожное…
Командиром полка вскоре после передислокации в Нижегородскую область был назначен подполковник Станислав Морозов. За умелое руководство полком, отвагу в бою Станислав Морозов 12 сентября 1996 года был удостоен звания Героя Российской Федерации. Он скоропостижно скончался 2 апреля 2007 года.
21 декабря 1994 года подполковник Морозов получил директиву Генштаба о приведении части в полную боевую готовность для отправки на Северный Кавказ. Эта директива была для него, наверное, как гром среди ясного неба: полка как боевой единицы на тот момент фактически не существовало.
Как прошли в полку дни после получения директивы Генштаба, рассказывают ветераны полка…
Олег ШАТОХИН, зам. командира 1-го батальона, капитан:
— На следующий день после того, как полк получил директиву Генштаба о развертывании полка, в полковом клубе собрали офицеров. Приехали командующий нашей 22-й армией генерал Ефремов, командование дивизии. «Товарищи офицеры! — как положено в таких случаях сказал подполковник Морозов, когда они поднялись на сцену. Все в зале встали. Сели, ждем, что скажет командующий.
Мы люди военные, есть приказ, и все же командующий стал поднимать офицеров и спрашивать, есть ли уважительные причины, чтобы не ехать с полком. И началось…
У одного жена больная, у другого — теща больная, у третьего детей некому в садик водить, у четвертого семье жить негде — «Не могу ехать!» К чести штатных офицеров полка, тех, кто в полку служил еще в Германии, поехать воевать согласились все.
Федор СЕРГЕЕВ:
— Офицеры стали спрашивать: «Как нам быть с семьями?» Командир дивизии сказал: «Все просьбы пишите на бумаге». Просьба у большинства была одна: «Дайте квартиру!» Многие офицеры жили без семей в общежитии или в казармах. Семейные жили по две-три семьи в одной комнате, в модуле.
У меня, например, семья была в Арзамасе, контейнер с вещами пришел туда, а у многих офицеров, кто с полком из Германии был переведен, контейнеры были еще в пути. Дома в военном городке были построены, но никого еще не вселяли.
Тем, кому ехать в Чечню, сразу же оформили документы на квартиры. На второй день мне дали ордер и ключи, за день все документы оформили. Были также просьбы найти детям садик и женам — какую-никакую работу. Пообещали.
Юрий СТЕПАНЕНКО, зам. командира 2-го мотострелкового батальона по вооружению, майор:
— Настроение у штатных офицеров в эти дни было плохое. Жилья — нет. У многих — жены хрен знает где, вещи — хрен знает где. И с таким настроением надо ехать воевать… Я свои два контейнера с вещами отправил из Германии в Иркутск к родителям, так они полгода там стояли в гараже. Мне квартиру дали в ноябре. Сразу меня отпустили в отпуск, забрал семью, оформил контейнер сюда из Иркутска. Контейнер шел долго, месяц.
Приехали в Ново-Смолино пятого декабря. Спали на солдатских койках, зато в своей квартире. За 15 лет службы я первый раз получил свою квартиру — радости было полные штаны…
Куда ехать и зачем ехать, ради чего — самое главное. Никакой политработы в полку никто не проводил. Какая политработа, если даже не было замполита полка. Потом, когда эшелон стали формировать, прислали замполитом Гришина.
Сергей ГРИШИН, заместитель командира полка по воспитательной работе, майор:
— В полк я был назначен в конце декабря 1994 года с должности психолога 752-го мотострелкового полка. Прибыл в полк и обратил внимание, что здесь царит атмосфера деловой активности, граничащая с трудовым энтузиазмом. Что намечается — не имел никакого понятия. Захожу к начальнику штаба, среди снующего туда-сюда народа сидит подполковник Чепусов. Подошел, поздоровались.
«Очень своевременно к нам приехали. Вы знаете о том, что наш полк отправляется в Чечню? Буквально пару часов назад получили директиву», -смотрит на меня испытующим взглядом — как я прореагирую на это сообщение. Как офицер, я был готов ко всему. Чепусов спросил: «Как, собираешься ли ехать?» Я ответил, что солдат войну не выбирает. Поеду!
Олег ШАТОХИН:
— Еще перед этим собранием ко мне подошел майор Васильев, только что назначенный командиром первого батальона: «Командир полка предложил тебя ко мне замом, майорская должность. Пойдешь?» — «Да конечно, — говорю, — пойду, куда я денусь?» Я служил командиром комендантской роты 47-й танковой дивизии. С Володей Васильевым мы дружили. Майор Васильев был смелый, отчаянный до безрассудства.
Взводных в полк начали привозить каждый божий день. Привезут взводных — вечером половины нет, разбежались. Кто просто так уехал, кто с рапортами. Причем приезжали в полк их мамы, папы, с адвокатами, которые писали командиру, что ввод российских войск в Чечню является неконституционным решением президента и на основании вот того пункта закона, и уводят ребенка-офицера.
Утром полк стоит на плацу полностью укомплектованный, вечером половины командиров взводов нет. Уже было даже смешно. Я, как замкомбата, отвечал за боевую подготовку, разведку, в общем, был его правой рукой. Это были очень нервные дни. И особенно для командира полка Морозова. Он потомственный военный, сын генерала, служил в Афганистане, в Германии. Командир полка, а полка-то и нет.
Помню, 24 декабря построились мы в полевом парке, первый батальон: Васильев, комбат, Яковлев, начштаба батальона, я и трое ротных. Вот и весь батальон! Солдат нет вообще! Построились, майор Васильев говорит: «Будем принимать технику». Она так и стояла прямо в открытом поле, когда полк из Германии вывели.
Я занимался приемкой БМП. Залезаю в машину, завожу, проверяю все системы. Смотрел только, как работают основные функции, чтобы воевать можно было. Если все работает, перегоняем машину в соседний парк и ставим, если нет, отгоняем ее в другой парк. Технику, взамен негодной, пригнали лучшую со всей 22-й армии.
На бумаге у нас все было отработано, отточено, все классно. Все по планам было замечательно с приемом техники, личного состава. Мобилизационные документы открываешь — хоть в золотую рамку их вставляй! А оказалось, что в реальной обстановке ничего не получается. Того нет, этого нет. Много было мелочей, которые трудно предусмотреть заранее. Например, проблема с аккумуляторами.
Когда войска выводили из Германии, они уже были списанные, они же по приказу работали! Хватились технику заводить, а заводить-то нечем! Аккумуляторы уже осыпались! Хоть генерал им приказывай, работать не будут! И где их брать, новые?
Александр КОННОВ, заместитель командира полка, подполковник:
— В декабре 1994-го я служил заместителем командира 248-го мотострелкового полка в Воронеже, в это время стали отправлять бойцов в Чечню, по различным частям. Постоянно был старшим на погрузке эшелонов. Бурное было время. Приходили на вокзал провожать солдат, своих сыновей, и такие родители, что в нас, офицеров, яйца кидали! Приходилось терпеть. Я задачу получил, я ее — выполняю.
31 декабря 1994 сидим, пьем шампанское с начальником штаба полка, с утра, он — мне: «Слышь, Сань, давай к гадалке съездим, пусть погадает: поедем мы в Чечню или нет». — «Ну, давай…» Поддали еще чуть-чуть и в 12 часов дня поехали к этой цыганке. «Никуда вы, ребята, не поедете, не бойтесь», — нагадала. Приезжаем в полк, а там телеграмма, что я назначен на должность замкомандира 245-го полка. Вот и съездили к цыганке…
«Давай водки, что ли, выпьем, — говорю начштаба Жене Березину, — да надо вещи собирать, завтра выезжаем». Домой приехал, жена к Новому году готовится. «Мать, собирай мешок, пару кусков мыла туда, трусы, носки…» — «Куда ты собираешься? Новый год же!» — «В командировку уезжаю!» — «Куда? В Чечню?» — «Наверное, скорей всего».
Билеты взял, завтра вечером поезд. Новый год встретили кое-как, жена в слезах, в соплях. А по телевизору показывают штурм Грозного, там все горит. Куда ехать?
В Москве пересадка, друзей встретил, говорят мне: «Да куда ты, Саня? Увольняйся — это не наша война». — «Мужики, прекратите!» Выпили с ними еще водки. Приехали в Ильино, нас встретили, привезли в Мулино в четыре утра. Я сижу на чемодане в вестибюле штаба, приехал генерал Воронов, командир 47-й танковой дивизии. «Кто такие?» Я представился. «Заходите. Ты что, подполковник, трясешься? Боишься, что ли?» — «Я не боюсь, а замерз, товарищ генерал!» — морозы тогда стояли сильные. Генерал офицеров собрал в классе: «Сейчас командир полка приедет — Морозов».
Фамилия знакомая, вспоминаю, где мог его видеть. Входит — он, Станислав Николаевич, с Германии его не видел. «Здорово!» — «Здорово!» Поговорили с ним коротко. Он тогда сказал: «Офицеров в полку человек тридцать, бойцов — нет, все разбегаются, воевать никто не хочет, полный кошмар». — «Ты сам-то как настроен?». — «Не знаю как, посмотрим…»
Полковника Морозова я знал как толкового офицера. Отчаянный он был парень, но и спокойный, выдержанный, очень грамотный. Молодец, в общем. Позвали нас на инструктаж. Командующий армией генерал Ефремов Иван Иванович рассказал нам «сказки», как мы будем воевать в Чечне…
Сергей ГРИШИН, заместитель командира полка по воспитательной работе, майор:
— Нужно было организовать прием личного состава, постановку его на учет, принять замов по воспитательной работе, вводить их в курс дела. Замполиты батальонов были зрелые офицеры. Из направленных в полк офицеров замполитов рот каждого второго пришлось отправить назад. Приходили либо неподготовленные, без базового образования, либо такие, кто никогда не были на этих должностях.
Многие замполиты приходили либо нежелавшие ехать в Чечню, либо «склонные к употреблению». Приходилось от таких избавляться. Надо было создать структуру, материальную базу воспитательной работы, подготовить офицеров-политработников, изучить их, чтобы не брать с собой балласт.
О политической задаче похода в Чечню мы ничего не знали. В полку в эти дни было много старших офицеров из штаба армии, округа. Все они нас успокаивали, убаюкивали. Чувствовалось, что руководство заинтересовано в одном: как бы полк скорей сформировать и отправить в Чечню.
Олег ШАТОХИН:
— В ночь со 2 на 3 января нам наконец-то привезли личный состав — 1800 человек, из Хабаровска, на самолетах. Вваливается через КПП такая толпа и первый вопрос: «А где здесь американцы?» — «Вы что, — говорю, — охренели совсем…?» Оказывается, этим ребятам сказали, что они летят на совместные учения с американцами. «А мы где?» — спрашивают. — «В России!» — говорю.
Потом я понял, почему в полк привезли солдат из такой дали: на Дальний Восток так просто от нас из Нижегородской области не убежишь. Солдаты были из Приморья, с Камчатки, Сахалина, из Хабаровского края.
Андрей ЦОВБУН, разведывательная рота, рядовой:
— До того, как попасть в 245-й полк, я служил в городе Уссурийске Приморского края. После Нового года на военно-транспортных самолетах нас переправили в Мулино. Хотя офицеры и говорили, что нас готовят к учениям, все равно все мы знали — идем в Чечню. Так что морально к Чечне были уже готовы, но к тому, что доведется там увидеть — нет. О чем мы думали? Да о том, что придем в Чечню и все, всех победим. Что мы крутые «перцы» и нам все по плечу.
Большинство бойцов вообще не имело представления о правилах стрельбы, не говоря уже о тактике боя.
Владимир ПОНОМАРЕВ, старшина 4-й мотострелковой роты, старший прапорщик:
— Дальневосточники — народ был своеобразный… С первого дня стал замечать, что пацаны ходят обкуренные. Разговорился с одним, оказалось, что некоторые в полк с «травкой» приехали. Только приехали в Чечню, смотрю — уже бегают по полю, что-то ищут, хотя снег кругом. Что-то заваривали, мне предлагали попробовать, я отказался: «Нет, ребята, спасибо, никогда не курил эту «травку».
Но нагрузки они переносили нормально, были приспособленные к жизни, не как москвичи. Сразу все как-то находили — смотришь, уже то козу ведут, то барана. Эти ребята бы не пропали нигде. Чувства страха я у них не замечал, они безрассудные были, ничего не боялись.
Сергей ГРИШИН, заместитель командира полка по воспитательной работе, майор:
— Около половины прибывшего личного состава — из кадрированных подразделений. Истопники, каптерщики, кочегары, сторожа. В военном билете у него написано, что он водитель БМП, а он ни разу БМП и не видел. Написано: «оператор-наводчик БМП» — то же самое. На практике же — о своей военной специальности не имели представления. И таких была большая часть.
Если сравнивать призывной контингент из европейской части страны и дальневосточников, то дальневосточники — люди более жесткие, резкие в отношениях. Покруче, как говорит молодежь. Физически сильнее, закаленные. Не маменькины сынки. Прилетел очередной борт, в клуб заводят личный состав. Стоим с Морозовым, смотрим: рослые, крепкие ребята, в новых бушлатах, бронежилетах. Чувствовалось, что с этими ребятами мы всех победим. Никакого страха в глазах! Стоят настоящие русские богатыри. Когда они узнали, что поедем в Чечню, особого страха это не вызывало.
Вряд ли они тогда осознавали, что осталось всего несколько дней мирной жизни, скоро ехать на войну. Личный состав все эти дни был предельно занят, у солдат не оставалось времени на глупости. Времени просто не было вообще. Но в то же время находились такие, что под любым соусом, даже если им оставалось на сон два-три часа, бегали через забор за водкой. Пошли какие-то разборки…
Вникать в них у нас не было времени, надо было это просто гасить. Приходилось принимать соответствующие меры для наведения порядка в подразделениях.
Пока шла притирка — офицеры друг друга не знают, солдаты — тоже. Это была каша… Все нарушения дисциплины пресекали каленым железом, чтобы не дать этому развиться. Если кто-то попадался, наказывали его так, чтобы другим неповадно было. В период формирования от солдат, замеченных в чрезмерном пьянстве, неуставных отношениях, избавлялись сразу же.
Федор СЕРГЕЕВ:
— День и ночь, пока получали людей и оружие, никто из полка не уходил. Мой круг обязанностей был далек от исполнения обязанностей по штатному расписанию: принимать солдат, размещать. Все офицеры в эти дни были на все руки. Кто был под рукой у командира полка, тот и выполнял приказы. Первая неделя формирования — это был ужас! Сначала солдат даже размещать негде было, в клубе в кресла посадили. И солдаты — практически все дембеля, одни отморозки. Основная масса солдат быстро поняли, что поедут в Чечню. Человек двести сразу же придумали себе болезни и слиняли в санчасть, в госпиталь…
Офицеры и прапорщики стали приезжать в последний момент до отправки. Открыли все парки, заводили БМП в мороз — градусов 25. Гоняли солдат день и ночь, хоть чему бы научить. Ротных назначили, а взводных нет, в этом была еще беда. Солдат много, а командовать ими некому — взводных не хватает. Командование торопило: лишь бы скорей отправить, всеми правдами и неправдами.
Меня еще направили в дисбат за солдатами, сорок пять человек, их тоже привели. Половину дисбата направили в Чечню.
Александр КОННОВ, заместитель командира полка, подполковник:
— Офицеры — постоянно кто-то прибегает, кто-то убегает, запомнить не успеваешь — кто такой? Начали присылать офицерский состав. Жизнь пошла… Оружие привезли — валом, и в ящиках автоматы, и россыпью, как угодно. Начали вооружаться…
А вечером в казарме на двухъярусных кроватях — солдат на солдате, тесно. Идешь по казарме — один мат стоит, никто нормально ничего не говорит. Я сам там одурел окончательно, потому что, что такое замкомандира полка — это самому нужно быть как собака. Я до утра ходил с мегафоном. Мрак, сумасшедшей дом…
Олег ШАТОХИН:
— Полтора суток мы только принимали людей. Разместили всю эту ораву сначала в клубе, рассчитанном на четыреста человек. Прислали с ними и сержантов, из учебок. Командиры отделений, наводчики-операторы, все были с удостоверениями.
Я на второй день пошел заниматься с экипажами, распределил по машинам и дал команду занять штатные места. И вижу, как наводчик-оператор с командиром БМП бегают по броне и думают, в какой же люк ему прыгнуть — они никогда не сидели там! Даже люка на башне не знают, в какой из них кому прыгать! Где он вообще в БМП сидеть должен! Мне чуть хреново не стало… Ну, пехоту можно быстро научить, а этих-то как научишь?
Александр КОННОВ:
— В шесть утра подъем, и машина закручивается — опять стрельба, вождение. Из этих полутора тысяч оказались и матросы, и хлебопеки, и авиаторы. Никто ничего не умеет. Может быть, человек 50 было механиков-водителей, наводчиков орудий столько же, а БМП-2 никто не знает. Надо было учить, хотя бы две недели. Времени было катастрофически мало. Но сделали что могли.
В полку в эти дни работали офицеры дивизии, армии, все были разбиты на учебные группы. Присылаемые в полк из других частей округа офицеры убегают пачками, одних привозят — другие убегают, других привозят — эти убегают. Мои с Воронежа все держались: «Товарищ подполковник, мы уйдем только с вами!» — «Не позорьте, — говорю, — своих родителей и себя не позорьте, все это когда-нибудь закончится. На роду написано, что убьют — значит, убьют, не написано — не убьют». Они все со мной так и пошли в Чечню.
Олег ШАТОХИН:
— И тут я выясняю, что из личного состава, кто прибыл, очень многие из автомата вообще никогда не стреляли! А их прислали воевать! Приходит в полк приказ: чтобы каждый солдат отстрелял и расписался в трех ведомостях. Чтобы никто не мог сказать, что наш солдат и автомата в руках не держал.
Утром я эту толпу — 462 человека — выгоняю в поле, в снег по пояс: «Противник справа! Противник слева!» — начинаем стрелять в сторону. Учил сержантов управлять боем.
То же самое было и с экипажами БМП. Кормили обедом всех прямо в поле. Котелки снегом вытирали. Да еще мороз тогда стоял минус 25 каждый день. Не обошлось без ЧП: первый погибший у нас был при метании ручной гранаты. В той суматохе это ЧП, честно сказать, мы по-настоящему не осознали, хотя, конечно, жаль парня…
Живем мы в эти дни перед отправкой в Чечню так: в семь часов утра развод, строим всех, увожу на занятия. А лейтенанты, командиры взводов — приезжают и уезжают, приезжают и уезжают, я их даже не замечал, фамилий даже не знал. Опять новые приехали — опять уехали. Задачи командиром полка ставятся в день и в ночь. Я пришел к вечеру с полевых занятий, солдаты все падают, а у нас — совещание и задачи на ночь. Получение оружия, того, сего, ночь исправляем недостатки.
Иногда часа в четыре утра уйду поспать час-другой, и так все это время до отправки. У командования армии была одна задача: выполнить приказ, отправить полк. Работала на наш полк тогда вся 22-я армия. Командующий армией в полку ночевал, да и все генералы.
Многие офицеры вообще не спали по несколько дней. Когда ты будешь спать, есть — это вообще никого не волновало.
Александр КОННОВ:
— Поселили нас, переведенных в полк из Воронежа офицеров, в каком-то модуле. Холод — а крысы бегают! Есть нечего — на довольствие нас не поставили.
Я Мулино тех дней вспоминаю, как, наверное, выжившие пленные немцы — Сталинград. Офицеры на ночь хоть домой, в семьи уезжали, а нам куда ехать? В модуль приходим в час, полвторого. Сережа Берсенев, офицер мой из 10-й дивизии, командированный в полк, спит в валенках и в бушлате под одеялом. На столе полбутылки водки, хлеб и кусок сала. Я наливаю полстакана водки, выпиваю, съедаю сала с черным хлебом и ложусь спать. А в шесть утра — подъем, и опять: стрельбы, вождение…
«Ты извини, но поедешь с нами…»
Юрий СТЕПАНЕНКО, зам. командира 2-го мотострелкового батальона по вооружению, майор:
— На меня уже пришел приказ о назначении комбатом в танковый полк. Я к Морозову подхожу: «Товарищ подполковник, как мне быть?» Говорит мне: «Юра, ты мне только помоги загрузить батальон. В Чечню ты не поедешь, не имею права тебя брать с собой». — «Конечно, помогу». Надо было хотя бы проверить, кто на что из механиков-водителей способен. Но главное — поднять технику, на колеса ее поставить. Аккумуляторов у нас сначала вообще не было. Технике было лет по 20 — 30. Из штабов округа, армии, дивизии приехали нам помогать много офицеров, все сидят и советуют, а делать никто ничего не умеет. Как раз морозы ударили под 30 градусов. Короче — караул…
Стали разбираться, и в итоге: пушки не работают, стабилизаторы — половина переломана, башни на некоторых машинах не работает. В итоге загрузили БМП с неисправными пушками в эшелон, так и поехали в Чечню. Процентов тридцать техники батальона было не боеготово.
Какой там уровень подготовки механиков-водителей, если на ручном тормозе начинают трогаться! Потом, потихоньку, когда в Чечню приехали, научились. Уровень выучки механиков-водителей был такой, что загружали машины на платформы один прапорщик и я. Все 40 БМП батальона. Никому ничего доверить было нельзя.
Когда эшелон погрузили, Морозов подошел ко мне и говорит: «Ты извини, но поедешь с нами». У меня челюсть и упала. «Не нашли мы, — говорит, — зама по вооружению батальона. Через два часа эшелон уходит, вот тебе мой «уазик», езжай на склад, получай оружие, бронежилет, спальный мешок, там уже на тебя выписано, с женой попрощайся и сюда».
Я поехал на склад, забрал все это барахло, то, что положено, приехал домой, поцеловал жену, сказал: «Пока». Она в слезы, женщина же… А в квартире — ни хрена, ни мебели — ничего. И денег ни у меня, ни у жены нет. Какие деньги? Денег вообще не было. И поехал в Чечню…
Присоединяйтесь к нам:
