Первая чеченская война. Исповедь кавказского пленника (22 ОБрСпн ГРУ)

11 января мы опубликовали статью о пленении военнослужащих 22 бригады спецназа ГРУ. Сегодня мы публикуем рассказ офицера, который командовал тем отрядом вначале, действовал в его составе до пленения и, так вышло, командовал на завершающем этапе. Уже в плену. Эта история от непосредственного участника тех событий, так сказать «из первых уст».

С начала описанных ниже событий, которые разворачивались в самом начале первой чеченской кампании, прошло уже более 20 лет.

Сейчас уже многие забыли, а тогда и в прессе, и по телевидению мелькали скандальные сообщения об отряде спецназа ГРУ, угодившем в плен к чеченским боевикам. Об этом было несколько публикаций и даже сюжет на ТВ, но ни одно из сообщений не соответствовало действительности, поскольку строились они на основе слухов и рассказов тех, кто там не был.

ПРЕДЫСТОРИЯ

Это был декабрь 1994 года. По прибытии в Моздок подполковник С.В. Бреславский, принявший командование 22-й бригадой спецназа, вызвал меня и приказал возглавить одну из групп. Я в то время был начальником оперативно-разведывательного отделения штаба отряда и посему возразил, что мое дело карты рисовать и других учить, как воевать надо. Но он в доступной форме мне объяснил суть моих заблуждений, и я, втайне радовавшийся возможности повоевать, без лишних слов начал готовить личный состав.

Первая чеченская война. Исповедь кавказского пленника (22 ОБрСпн ГРУ)

ПЕРЕД ВЫЛЕТОМ

31 декабря 1994 года в преддверии новогоднего штурма Грозного начальники из ГРУ запланировали вывод шести групп на территорию Чечни на трое суток. Три группы от нашей бригады и еще три от бердской должны были десантироваться с вертолетов в горах южнее Грозного. Общий замысел заключался в том, что во время штурма наши войска начнут выдавливать противника из города, и боевики вынуждены будут отходить в горы и на равнину.

Мы же тем временем начнем наводить артиллерию и авиацию на отступающего противника. А в ночь со 2 на 3 января мы должны были выйти на дорогу, провести засаду, после чего эвакуироваться с помощью авиации. Никто из авторов этой затеи даже не задумался о вероятности длительной обороны Грозного и возможных тяжелых городских боях. Задача нам еще тогда казалась бредовой, теперь же это очевидно.

Однако решение на действия было мной принято, при помощи старших офицеров отработано и нанесено на карту. Десантироваться я должен был на северных склонах Кавказского хребта в начале Аргунского ущелья. При этом я четко понимал, что в горах мне делать нечего.

Действовали отрядом из двух групп. Я командовал отрядом и одной группой, второй – старший лейтенант М.Абрамов. В каждой группе было по 12 бойцов. Вылетали на двух вертушках. На аэродроме встретили группы из бердской бригады. Им предстояло работать в районе Шатойского ущелья под Сержень-Юртом.

Личный состав на аэродроме проверял полковник Гаршенин из ГРУ. Проверил группу бердской бригады. Стал проверять наш отряд. Представляюсь: «Командир отряда начальник оперативно-разведывательного отделения штаба отряда майор Морозов». И тут началось. Он на начальника штаба бригады, которым тогда был Олег Мартьянов, орет: «Вы что? Командиром отряда штабную крысу назначили?!!»

Правда, Мартьянов его успокоил, сказав, что я только в сентябре сдал роту и что опыт Афгана – два года. Одним словом, достоин. На что Гаршенин весьма скептически произнес: «Ну-ну! Вам виднее, но что-то вы странного командира назначаете». Это меня сильно задело и впоследствии сыграло негативную роль.

Первая чеченская война. Исповедь кавказского пленника (22 ОБрСпн ГРУ)

НЕУДАЧНОЕ ДЕСАНТИРОВАНИЕ

К моменту десантирования под Грозным уже горели нефтяные скважины и обе запланированные площадки приземления – основная и запасная – были затянуты густым дымом, что не позволяло вертолету сесть. Вертолетчик мне так и сказал: «Братан, ни на первой, ни на второй площадке я сесть не смогу. Что будем делать?» В такой ситуации я имел полное право вернуться в ППД.

Но реакция Гаршенина спровоцировала меня искать площадку приземления дальше. Я представил, как он с ухмылкой скажет: «Ну, я же вам говорил, что не того вы командира назначили!» К тому же у меня в одном месте начался боевой зуд. Поэтому я сказал командиру вертолета: «Давай залетим за хребет, а там видно будет». За хребтом было ясно и солнечно, и площадка удобная обнаружилась. Я принял решение высаживаться здесь, чтобы потом вернуться на север в намеченный район.

Садимся. Моя группа была «заинструктирована до слез». Первым высаживаюсь я, за мной мой «телохранитель», далее все остальные «в нитку» – и в ближайшие кусты. Вертушка сразу отваливает. Высаживается группа Абрамова, выпускника Бакинского ВОКУ. Бойцы прыгают из вертушки и располагаются перед ней веером. Вертолет из-за этого взлететь не может. Наконец Абрамов понял свою ошибку и бойцов убрал. Вертолет отвалил. Я его потом начал ругать, а он говорит: «Нас так учили». Наверное, перепутал высадку при работе досмотровых групп с десантированием на задачу.

Начали подниматься на гору и уткнулись в старика, пасущего отару овец. Сзади село, впереди пастух. Обойти незаметно не получается. Садимся и ждем, пока он свалит. Заняли круговую оборону на склоне.

Вроде бы все нормально, но чую, что-то не то. Как-то на душе неспокойно. А в Афгане я привык внутреннему голосу доверять. У Абрамова был взводный, старший лейтенант Михайличенко. Вызываю его и ставлю задачу с бойцами досмотреть спуск с горы и выяснить, нельзя ли незаметно обойти этого пастуха. Он спустился и оттуда жестами показал, что пройти можно.

Первая чеченская война. Исповедь кавказского пленника (22 ОБрСпн ГРУ)

МЫ ОБНАРУЖЕНЫ

Поднимаю группу, снимаю головной и тыльный дозоры, которые находились выше и нас прикрывали. Но только мы приготовились начать спуск, как вдруг вижу, что выше нас двигаются семь боевиков с оружием. Шестеро с автоматами и один с гранатометом. Посмотрели на наши следы и разделились – двое в одну сторону, двое в другую, а трое прямо на нас, но пока нас не видят, поскольку мы в белых маскхалатах и не двигаемся.

Понимаю: стоит начать движение, нас сразу обнаружат, а группа развернуться в их сторону не успеет. Командую: «Всем замереть!», а мы с Мишкой снимаем автоматы с предохранителя и поверх голов группы берем боевиков на прицел. Так получилось, что они выше, и мы на фоне склона и поля хорошо видны.

Выходят на меня три боевика в колонну по одному. Впереди, судя по всему, командир. Я его выцеливаю в лоб, но прекрасно понимаю, что идущие за ним успеют открыть огонь и вероятность наших потерь высока. Бойцы сидят на корточках к ним спиной, и, чтобы открыть огонь, им надо развернуться, изготовиться и прицелиться. Понятно, что «духи» выстрелят раньше и кого-то обязательно зацепят.

Впереди идущий наконец почувствовал что-то. Подняв глаза, он наткнулся взглядом на зрачок ствола, смотрящий ему прямо в лоб. Немая сцена… Я жестом показываю, мол, отваливайте и расходимся мирно, а сам в напряжении жду. Если схватится за автомат, я сразу его валю. Но он все понял, что-то крикнул своим. Они развернулись, к ним присоединились остальные и быстрым шагом скрылись за холмом.

Я тут же подал команду: «Группа, подъем!» Вскочили, попытались их перехватить, но никого не обнаружили.

Анализируя ситуацию, считаю, что поторопился снять дозоры, которые могли бы нас прикрыть, находясь выше. При этом наверняка мы бы их завалили. А раз так, то можно было бы смело вызывать вертолеты, поскольку результат налицо. Это бы позволило избежать дальнейших неприятностей.

Первая чеченская война. Исповедь кавказского пленника (22 ОБрСпн ГРУ)

НОВОГОДНИЕ ТЕЛЕГРАММЫ

Выходим на площадку десантирования, и я, как в Афгане, даю радио: «Группа обнаружена, прошу эвакуацию!» Получаю ответ: «Вертолетов нет. Уходите на юг и продолжайте выполнение задачи». Но проблема в том, что предложенное направление движения выводило группу за пределы района, на который у меня была карта, поскольку задача была действовать не на юге, а севернее, ближе к Грозному. В таких условиях я не мог дать координаты группы, да и ориентироваться в лесистых горах, даже имея карту, довольно сложно.

Уходим, но периодически давим: «Прошу эвакуацию!» А это новогодняя ночь! В селах стрельба, ракеты пускают. Тут радист сообщает, что на «Ляпис» пришел вызов. Разворачиваемся, давим связь. Нам в ответ шифрограмма: «Поздравляем личный состав группы с Новым годом! Желаем счастья!»

Снова приходит вызов на «Ляпис». Снова разворачиваем станцию, снова идет шифрограмма, снова лезу с фонариком под спальник и колдую с ШСН. Офицеры в напряжении: «Ну?!» Зачитываю текст: «Поздравляем старшего лейтенанта Абрамова с присвоением внеочередного воинского звания «капитан». Без комментариев.

Веду группу просто по компасу на юг, авось повезет. И повезло. 2 января к утру вышли на какой-то карьер, посереди которого стояло дерево. Площадка для приземления одного вертолета просто идеальная. А если дерево спилить, то и две вертушки запросто сядут. Проблема только в том, что не можем определить и сообщить координаты. Даем радио в Центр такого содержания: «Нахожусь: координаты такие-то, южнее 5 километров. Имеется площадка приземления, прошу эвакуации».

Мне в ответ приходит радио: «Продолжайте выполнение поставленной задачи».

Какой задачи, если мы без карты? Даже если и обнаружим что-то, как передать, где это находится? Бред! Даю снова радио: «Прошу эвакуации!»

Мне снова: «Продолжайте выполнение поставленной задачи». К 3 января у нас закончился сухой паек. Наконец-то должны эвакуировать. Погода классная, даже бабочки летают. Небо ясное. В общем, нет видимых причин задерживать эвакуацию.

НОВЫЙ ДЕСАНТ?

Приходит первое радио: «Эвакуация во столько-то». Ну, слава богу! Спустя некоторое время приходит вторая радиограмма: «Прошу обеспечить безопасность площадки приземления». Тут-то мы и загрустили, поскольку стало ясно, что к нам будут высаживать еще кого-то. А поскольку мы засвечены, то и тем, кто высадится, тоже «кирдык».

Вертушки вышли четко на нашу площадку. По замыслу командования, я должен был встречать вертушки. Поэтому меня планировалось посадить в вертолет и направить в часть как не справившегося с поставленной задачей. На мое место летел майор Дмитриченков, он должен был возглавить отряд. Однако вышло иначе. Я понимал, что Абрамов хоть и является командиром роты, но в спецназовских делах разбирается не очень уверенно. Посему в целях обучения я взял его с собой на гору, откуда наводил вертушки. Вот почему во время высадки второго отряда меня на площадке не было, и увезти меня в бригаду не удалось.

Как я и предполагал, высадили еще один отряд. Вертушки ушли. К нам на гору поднялся командир отряда Андрей Иванов, злой, на меня не смотрит. А командир 3-й роты майор Андрей Хоптяр, прибывший с командиром отряда, поскольку мы с ним дружили, мне на ушко шепнул: «В бригаде тебе пи…дец!» Я удивился: «За что?» Он многозначительно пожал плечами.

Первая чеченская война. Исповедь кавказского пленника (22 ОБрСпн ГРУ)

КОНФРОНТАЦИЯ

Понятно, настроение у меня сразу испортилось. Но пока не стемнело, надо было уходить в заданный район. Ночью ходить я уже пробовал. Здесь не Афган, и действовать приходилось наоборот – пока светло идти, а ночью располагаться на отдых. Подхожу к Иванову и излагаю эту идею. Он на меня смотрит волком и ни в какую не соглашается. Дает понять, что он тут главный. Думаю: «И то верно. Чего я комбату указываю? Пусть рулит, раз прилетел».

Наступила ночь, и мы начали движение. Вскоре вышли к подходящей горочке. Я шел с отрядом в ГПЗ. Иванов в Афгане был ранен в ногу и заметно хромал. Подхожу на привале к командиру: «Ну что, Андрюха, ты понял? Здесь, как в Афгане, не выйдет. Вот горочка, надо на ней до утра перекантоваться, а с рассветом пойдем дальше». Тут он согласился. К утру погода испортилась. Небо затянуло, правда, снега не было. Но идти-то надо.

Подошел к комбату: «Показывай, куда двигаться, определи направление». Ну, он рукой махнул, и я со своими снова ушел в ГПЗ. Идем и идем. Команд никаких не поступает. Ходили-бродили, как туристы. Естественно ничего в этих горах нет и быть не может в январе. Боевики, понятно, все в Грозном. Поэтому я снова вышел с предложением: «Уходим отсюда на север, а потом возвращаемся домой. Толку от этого туризма не будет».

МЫ ЗАБЛУДИЛИСЬ

Но Иванов думал иначе. Ему надо было оправдывать свое прибытие. Потому он погнал туфту в центр. Пролетела пара «сухарей» – он дает радио: «Наблюдаю работу авиации, подтверждаю поражение целей». Каких целей? Какую работу? Но в бригаде сразу оживились. Вот, мол, прилетел Иванов, и дело пошло. Морозов ходил и только эвакуации просил. А тут информация пошла… 5 января даем очередной сеанс связи. Ко мне подбегает Хоптяр:

– Михалыч, покажи на карте, где мы находимся?

– А я откуда знаю? Нас командир ведет.

Неверно, конечно, это, но я с обиды на ориентирование забил. Думаю: раз комбат здесь, пусть сам и рулит. Одним словом, мы заблудились, поскольку Андрюха показать точку на карте, где мы находимся, не мог.

К вечеру 5-го мы пересекли какое-то шоссе, которое на карте не значилось. На ночь остановились и стали прикидывать, где же мы оказались. Карты у нас – образца 1976 года. На них эта дорога не обозначено. Решили, что, может быть, это проселок, который ведет к ретранслятору и который к 1995 году заасфальтировали. Движение машин по дороге не было выявлено.

К утру 6-го выпал снег. С одной стороны, это должно скрыть наши старые следы, даже если кто-то и шел за нами. В то же время теперь на снегу все наши передвижения можно легко засечь. Если пройдет 50 человек, то эту слоновью тропу только слепой не заметит. Утром у нас случился «совет в Филях», правда, Кутузова не оказалось. Хуже нет, когда в отряде 11 офицеров и прапорщиков. Все же грамотные, принцип единоначалия начинает страдать.

Андрюха предложил пересечь дорогу и уйти на север. Я – идти на восток, чтобы не пересекать дорогу и не демаскировать нас. Далее – идти до речки Аргун, а потом, перебравшись через нее, двигаться к трассе. Захватить транспорт и на нем выскочить на равнину, а уж там нас какой-нибудь отчаянный летчик, может, и подберет.

ДЕМОКРАТИЯ?

Иванов предложил, раз мнения разделились, голосовать. Все поддержали это решение. Поступила команда: «Морозов, вперед!» Этот момент стал началом конца. Как потом выяснилось, по этой дороге ехал какой-то «уазик» и обнаружил наши следы. Далее пошли по следам. За нами шли два «духа». Иванов оставил засаду для контроля следа, и прапорщик Паршонков взял обоих наших преследователей голыми руками, стукнув головами друг о друга. Оба были вооружены. У одного карабин Симонова, у другого автомат.

Какой-никакой, а результат. Можно и домой возвращаться.

Посему двинули строго на север, четко не представляя, куда идем. С 5 на 6 у нас была ночевка. Один из пленных пошел на контакт и спрашивает: «А что вам нужно? Куда вы идете?» Видимо, он понял, что наши действия говорят о том, что мы не понимаем, где мы и куда нам надо. Мы ему пояснили, что нам надо на равнину. Он говорит: хорошо, надо пройти вот здесь, между Алхазурово и Комсомольским, и выйти в район Гойты. Там вотчина антидудаевцев.

Мы внимательно его выслушали. И тут я подумал, что его можно успешно использовать. Ни в какие Гойты мы не пойдем, но таким образом выйдем на равнину, займем круговую оборону и дадим свои координаты. Авось помогут. Я эту идею изложил Иванову. Он же информацию воспринял иначе. Спрашивает меня:

– Ты что, ему веришь?

– При чем тут веришь не веришь? – отвечаю. – Нет у них возможности связаться со своими, чтобы вывести нас на их засаду. Они тоже ищут способ из плена освободиться. Наверное, думают, что, если нам помогут, мы их отпустим. Тем более они говорят, что они антидудаевцы.

А пленные, собственно, об этом говорили, когда мы их взяли. Якобы они шли просто по следам, посмотреть, кто здесь ходит. Рассказали, что они против дудаевского режима. Мол, в Грозном одно, а у них в горной части Чечни свои законы и свои порядки.

Но Иванов категорически отверг мое предложение. Двинулись дальше. К 6 января вышли к одной горке, под которой была удобная площадка для приземления вертушек. Как-то наконец определили место своего стояния. Прикинули курс, с каким вертолеты смогут зайти, учитывая направление ветра. Дали радио. Центр ответил, что у них погода нелетная, да и поздно уже. Посему сегодня вертолеты нам не пришлют. Поднялись на горку, организовали ночевку, а утром должны были идти дальше.

ОШИБКА НА ОШИБКЕ…

Утром ко мне подошел Иванов: «Ну что, Мороз, идем дальше?» Я ему ответил: «Лучше остаться. У нас под горкой удобная площадка. Вчера вертушки не смогли прилететь. Может быть, сегодня придут. Если уйдем, не факт, что такую удобную площадку удастся найти. Да, может быть, и вовсе никакую не найдем». Поэтому решили на этой горе остаться и ждать эвакуации. Это была еще одна наша ошибка.

На горе организовали охранение. Мой отряд с одной стороны, Иванова – с другой. У меня головной, тыловой и боковые дозоры. С ними старший лейтенант Ястребинский. Перед ним снежное поле. Спрашиваю у Хоптяра, кто прикрывает тропу, по которой на нас могут выйти. Отвечает: контрактник и два срочника.

«Ты что? – говорю. – У меня открытое место прикрывает офицер и несколько солдат, а у тебя наиболее опасное направление всего трое бойцов. Да этот участок надо группой оборонять!» Хоптяр успокаивает: «У меня там снайпер Ерин». Тут и комбат ему говорит: «Андрюха, ты подумай. Может быть, надо усилить это направление». Но Хоптяр заверил, что этих сил вполне достаточно.

Сели завтракать. Иванов дает команду костер развести. Я возмутился: какой костер? Мы все-таки в тылу противника! Но меня никто не послушал. Хуже нет, когда в отряде вместо единоначалия демократия. Плюнул я на все, дескать, делайте, что хотите. Настроение у меня было упадническое, поскольку в бригаде меня ждали, по сообщению Хоптяра, не пряники. Хотя надо было настоять на своем. И это была еще одна ошибка.

Вдруг среди бела дня – стрельба. Засвистели пули. У меня бойца по касательной ранило в голову. Заняли круговую оборону. Слышим, нам кричат: «Русские сдавайтесь!» При этом очевидно, что нас обложили со всех сторон. Дали радио, но, судя по погоде, к нам авиация не придет. Броня? Да, откуда ей тут взяться?

Сидим, соображаем, что делать.

ТРИ ВАРИАНТА

Я комбату говорю: «Андрюха, у нас три варианта развития событий. Первый – занимаем круговую оборону и героически бьемся до последнего патрона. Нам никто в этой ситуации не поможет. После нашей геройской гибели о нас будут слагать легенды и петь песни, но мы их не услышим. Второй – строимся «свиньей» и идем на прорыв в направлении на север. Авось вырвемся на равнину. Но потери неизбежны. И есть третий вариант. Сдаться в плен».

Иванов от такого предложения просто офигел: «Ты что, Мороз? Дурак совсем?» А я ему: «Представляешь, как наших начальников взгреют за это? Ведь нас надо было забирать сразу или 3-го, а не высаживать сюда еще толпу. После этого ни у одного «командарма» больше таких дурацких идей не появится».

Конечно, обида во мне говорила. Нельзя в таких вещах эмоциями руководствоваться. Но что сказано, то сказано. Иванов на меня руками замахал: «Ты что, нас потом знаешь, как взгреют». Говорю: «Андрюха, ты командир. Ты и решай! Но одному кому-то надо сходить на переговоры. Я готов, может быть, до чего-то договорюсь. Если примешь решение идти на прорыв, а меня не отпустят, действуйте без меня».

Отдал оружие, карты, шифры и пошел вниз. Сидит у тропы Ерин с трясущимися руками. Рядом окоп, а в нем Луговенко убитый и боец из 3-й роты, раненный в руку, стонет. Говорю, мол, погоди, сейчас кто-нибудь поможет.

Спустился вниз. Вышел их командир, как-то представился, сейчас уже не помню. Спрашиваю, сигаретка есть? Отвечает, что есть. Ну, давай покурим. Закурили. Говорю, давай разойдемся по-мирному. Мы сейчас спустимся на равнину, придут вертушки и нас заберут. Он отвечает отказом, мол, либо сдавайтесь, либо принимайте бой. И так и сяк я его убалтывал. Все без толку. Сел под чинару, из-под снега орешки-чинарики выкапываю и грызу. Рядом охранник, ствол мне в лоб направил.

СДАЕМСЯ

Смотрю, спускается Андрей Иванов и говорит этому чеченцу: «Командир, мы приняли решение сдаваться в плен»…

Далее отвезли нас в Алхазурово. Честно говоря, «духов» было не настолько много, чтобы не отбиться от них. Скорее всего сыграли свою роль усталость и безысходность, да и свинское отношение командования, которое требовало пойти туда, не знаю куда, и принести неведомо что. Пошли на это поскольку, видимо, всем хотелось как-то покончить с этой дурацкой задачей.

Нас привезли на грузовой машине к какому-то хлеву. Там мы находились некоторое время. Принесли лепешки. Никакой толпы не было, никто не пытался нас разорвать. Потом нас отвезли на автобусе на какую-то ферму. А вот туда уже приехали боевики…

Они забрали на допрос Андрюху Иванова и старшего радиста прапорщика Калинина. Дмитриченкова тоже забрали допрашивать из-за того, что он на выход пошел в синей летной меховой куртке. Его приняли за летчика. Потом разобрались и вернули его, а вот Иванова и радиста мы больше не видели до освобождения. Их прессовали отдельно.

Нас, всех остальных, доставили в Шали и посадили в следственный изолятор милиции, что здесь был раньше.

Пришли и спрашивают, кто командир? Нас осталось три майора. Замкомбата по воздушно-десантной подготовке, ротный и я, майор на капитанской должности. Никто не горит желанием объявлять себя командиром, сидят, глаза отводят. Ну, думаю, я же был командиром отряда на первоначальном этапе… «Я, – говорю, – командир».

БРАТЬЯ-«АФГАНЦЫ»

В первые дни меня допрашивали начальник разведки и начальник контрразведки Шалинского района. Оба в прошлом военные, служили в Афгане.

Темнеет. Сидим в камере. Заходят: «Морозов, пошли». Ну, думаю, начинается. Выходим из здания департамента госбезопасности Шалинского района, раньше там милиция была. Они мне так негромко: «Ты только веди себя спокойно, не дергайся». А выглядим мы почти одинаково. Все в камуфляже и в черных вязаных шапочках. Я за несколько дней уже оброс. Выходим, пересекаем площадь и заходим в кафе. Садимся за стол. Они что-то сказали, и скоро на столе появились бутылка водки, соленые огурцы и еще что-то из закуси. Они наливают и говорят: ну что, братан, давай за встречу. Мол, братья-«афганцы» и т.д.

Тут я прикинул, что, видимо, расстреливать пока не будут. Ну, выпили, поговорили. Они и говорят: «Ты знаешь, мы пока не решили, что с вашим отрядом сделать. То ли на площади при всем народе горло вам перерезать, то ли просто расстрелять, то ли в заложниках оставить. Но если дело дойдет мочить вас, то знаешь, на тебя рука не поднимется. Вон стоит «жигуленок», давай-ка мы тебя сейчас в Хасавюрт вывезем, и у тебя все нормально будет. А с отрядом потом решим». Нет, ребята, говорю, вы мне какое-то западло предлагаете. Отказался я от такого предложения.

ПОВЕДЕНИЕ В ПЛЕНУ

Чтобы бойцы не расслаблялись в плену и ощущали себя солдатами, я каждое утро всех выводил на зарядку. Побегаем, поотжимаемся. Потом утренний туалет. Чтобы люди не опускались. Добился того, что вечером проходил по камерам и проверял бойцов, как они устроены на ночь. Если возникали проблемы с питанием личного состава, тут же жаловался, мотивируя тем, что не буду сотрудничать.

На допросах в ДГБ я избрал для себя тактику. Никакой я не Мальчиш-Кибальчиш. Ребята, расскажу все что надо! Но сам при этом не говорил ни слова правды. Вешал лапшу на уши, изображая активное сотрудничество. Откуда-то они добыли летную карту, где были нанесены воздушный коридор Моздок – Грозный, высота и направления для Ил-76, а также сектора для Су-25 и маршруты полетов.

Позвали меня, чтобы я им все разъяснил. Я, конечно, завсегда готов. Посмотрел карту и говорю: «Ну что, этой картой можете подтереться. Больше от нее вы никакого толку не получите». Они, конечно не верят. Но я свое гну: «Ну, вот смотрите. Коридор для Ил-76. Высота более 3000 метров. Чем вы их на такой высоте достанете? Ничем».

Они возражают: «А вот тут написано Су-25».

Соглашаюсь: «Верно! Только что тут нового вы увидели? То что «сухари» по ущельям работают? Вот это новость! Будто вы это и без карты не знали».

Зачесали репу, согласились. Спрашивают: «Кто командует вами?»

Отвечаю без запинки: «Начальник разведки округа генерал-майор Чернобылов». Ведь эту информацию можно совершенно спокойно и не от пленного получить. Они продолжают: «А дальше?»

«А дальше вы знаете. У нас отдельный батальон. Командир – Иванов, подчиняется непосредственно Чернобылову». – «Врешь!» – «Да вы что, ребята, я же свой!»

И так далее, и в таком же духе.

Начальник разведки и начальник контрразведки потом меня частенько на «допрос» вызывали. Выезжаем в поле, на капот скатерть, бутылку водки, огурцы соленые и давай армейские анекдоты травить. Они говорят, ну, слава богу, хоть есть с кем поговорить. А то замучили эти боевики: «Аллах акбар!» и прочее. Короче говоря, постепенно сложились вполне приятельские отношения, которые я потом использовал в интересах дела.

Они, кстати, и рассказали, что все на допросах придерживались отработанной легенды, а вот снайпер Ерин сразу начал сдавать, кто мы и откуда, называя истинное наименование подразделения. Они его постарались побыстрее в часть отправить, пока всех не заложил.

Как-то поставили молодых охранников, а они решили поиздеваться. Вывели бойцов и заставили драться между собой. Потом Мишке Абрамову фингал поставили, ну и в камеру заходят: «Кого еще?» Вскакиваю: «Меня!» Они отвечают: «Нет, командир, ты в сторонке посиди». «Ни хрена, – говорю, – меня! И потом к Абу Мовсаеву в ДГБ».

Молча хлопнули дверью и ушли.

ЕСЛИ ДРУГ ОКАЗАЛСЯ ВДРУГ…

Досталось Дмитриченкову. И не столько из-за того, что его за летчика приняли, сколько из-за того, что он на первых допросах ляпнул лишнего, не подумав. Когда его спросили о его задачах в отряде, коль скоро он начальник парашютно-десантной службы, он ответил, что у него была задача отстранить меня от командования и возглавить мой отряд. Он имел в виду, что меня должны были отправить в бригаду на вертушках, которые высадили новую группу. Но чечены восприняли это иначе.

Поскольку у меня с ними отношения сложились приятельские, они мне эту информацию тут же и выдали: «Мороз, ты знаешь, что Дмитриченков – сука! Он должен был тебя устранить!» Я говорю: «Ребята, вы неверно поняли. Не устранить, а отстранить. Это разные вещи!» Они кричат, мол, «нет, мы его прессанули, и он сознался! Мы его завалим!» Ну и стали мы спорить по этому поводу. Еле отстоял, чтобы его не грохнули.

Захожу после этих разборок в камеру. А мы с Дмитриченковым дружили с училища. Так получилось, что он прилетел на войну без «дождя» и мы с ним вместе и до плена ютились вдвоем на этом надувном матраце, а в плену спали под одной шинелью. И тут такая информация… Я ложусь и демонстративно поворачиваюсь спиной. Он мне только сказал: «Игорь, извини!»

Мне, конечно, обидно, что такую информацию я узнал не от него, а от чеченов.

КИНО

Тут нас из шалинского СИЗО перевезли на гауптвахту шалинского танкового батальона. А потом снова в СИЗО. В это время по Шали авиация ударила. Куда бомбы упали, я не знаю, но нам сказали, что гауптвахту разбомбили. Чеченцы решили это использовать, дескать, русские своих пленных бомбами накрыть хотели. При этом решили по телевидению нас показать. Для этого приехали журналисты газеты «Лос-Анджелес Таймс» и польского телевидения. Вызвал меня Мовсаев и просит, чтобы я рассказал, как нас свои же завалить хотели.

Надо сказать, что тут я обнаглел и стал диктовать свои условия. Во-первых, потребовал, чтобы говорил только я. Остальных можно показать общим планом. Во-вторых, я согласился говорить только перед «Лос-Анджелес Таймс», а поляков потребовал убрать к черту.

Не помню точно, что я плел, но только про то, что нас хотели свои накрыть, я ни слова не сказал. Мол, сидели на гауптвахте, а потом нас перевезли. И спустя какое-то время там раздались взрывы.

После записи Абу Мовсаев был зол как черт. Кричит: «Тебя что, расстрелять? Ты почему не сказал, что вас разбомбить хотели?» Тут я «дурака» включил: «Как не сказал? Ах, не сказал? Ну, извините, а я думал, что сказал».

МЕНЯЕМСЯ

Нам здорово повезло, что попали в Шали, который чечены объявили свободным городом. Тот же начальник контрразведки, чуть что имел присказку «гребаный Дудаев». Он и начальник разведки и не давали Мовсаеву нас прессовать. Тут вроде бы разговоры пошли об обмене. Они и сами говорили, что резать прилюдно нас они уже не хотят, да и расстреливать тоже. А что делать, не решили. На них каким-то образом вышли наши и предложили обмен – одного на одного. «С паршивой овцы хоть шерсти клок». Они и согласились.

Чечены, правда, всех отдать были согласны, кроме Дмитриченкова. Я и так и сяк их уговаривал. В конце концов договорился, что всех меняют, а нас с Дмитриченковым задерживают на сутки. Ему они хотели «пи…дюлей выписать». Но я настаивал, чтобы без ущерба здоровью. А потом нас обоих должны были вывезти в Хасавюрт. Но случилось непредвиденное.

Приехала моя мать. Я ей попытался объяснить, что освобожусь попозже. Просил, чтобы она уехала. Но она ни в какую: «Я тоже здесь останусь, пока тебя не отпустят». Тут уж мне пришлось выбирать. Я выбрал мать и прямо об этом Дмитриченкову сказал. Не мог я ее в Чечне оставить.

МОРОЗ, ПРОСТИ!

Поменяли нас и привезли в Моздок. Я народ построил: «Равняйсь! Смирно!» Подходит Бреславский: «Поздравляю с возвращением из плена! Командиры рот, через два часа баня и получение новой формы одежды. Личный состав в вашем распоряжении, командуйте!»

Все разошлись, а я стою на плацу один. Опустошение какое-то: «Все позади. Снова я штабная крыса…»

Тут бежит Серега Бесков, командир отряда спецрадиосвязи. Мы с ним в Афгане вместе воевали. Бросился ко мне обниматься, целоваться… В общем, «набульбенились» мы, и я завалился спать у него же, никуда больше не пошел. Утром подъем проигнорировал. Вдруг открывается дверь и входит подполковник, который был в то время начальником 3-го отдела разведуправления Северо-Кавказского военного округа.

Я вскакиваю, а он передо мной падает на колени: «Мороз, прости!» Я понять не могу, чего это он. За руки его хватаю: «Товарищ подполковник, товарищ подполковник, вы что?» А он свое: «Мороз, прости!» Потом встал, развернулся и вышел. Я в полном ступоре стою, в себя прийти не могу. Потом прихожу к Бескову: «Давай похмелимся». Ну и рассказываю эту историю. Бесков усмехнулся и все рассказал.

Оказывается, при нем этот подполковник, получая от меня по радио сигнал об эвакуации, стучал по столу кулаком и кричал: «Морозов – трус! Воевать не хочет! Эвакуация? Хрен ему, а не эвакуация!»

Такая вот история…

По теме:

Документальные кадры первой чеченской войны
Документальные кадры первой чеченской войны Документальная хроника в видеонарезке времен первой чеченской войны. Видео снято как со стороны боевиков, так и со стороны федеральных сил
Первая чеченская война. Массовые захоронения в Грозном. 1995 г.
Первая чеченская война. Массовые захоронения в Грозном. 1995 г. На видео снято обнаруженные массовые захоронения в Грозном, во время первой чеченской войны, в 1995 году
Первая чеченская война. Московский СОБР в боях за Первомайское
Первая чеченская война. Московский СОБР в боях за Первомайское Трое офицеров московского СО­БРа погибли в один и тот же день - 16 января 1996 года. Спустя сутки, ...
Первая чеченская война. Случай во время штурма Грозного
Первая чеченская война. Случай во время штурма Грозного Он абсолютно не похож на книжного или киношного рейнджера, который один в поле воин. Он не амбал-крушитель. Скромен, незаносчив, ...
Два бойца спецназа пострадали при спецоперации под Нальчиком
Двое бойцов спецназа получили контузии во время боестолкновения в Урванском районе Кабардино-Балкарии, где был убит боевик, сообщил источник в силовых структурах. 15 декабря силовики попытались остановить подозрительный ...
Первая чеченская война. Война в Чечне. Коммерческая тайна
Первая чеченская война. Война в Чечне. Коммерческая тайна Лето 1995 года. Чечня. После успешного весеннего наступления федеральных войск отряды боевиков загнаны в горные районы республики, их силы ...
Первая чеченская война. Репортажи о войне в Чечне, 1994-1995 г.
Первая чеченская война. Репортажи о войне в Чечне, 1994-1995 г. Архивные репортажи журналистов телекомпании ОРТ о событиях в Чечне, 1994-1995г. 1 часть 2 часть 3 часть 4 часть
Живи и веруй. Первая чеченская война
Живи и веруй. Первая чеченская война В основе документального повествования о первой чеченской кампании лежит рассказ о боевых буднях 694-го отдельного мотострелкового батальона, более известного как батальон ...
Первая чеченская война. Аргун после августовских боев. 1996 год
Первая чеченская война. Аргун после августовских боев. 1996 год Российские журналисты ведут съемки в Аргуне после августовских боев 1996 года в первую чеченскую войну. Репортаж явно проплачен прочеченскими ...
Первая чеченская война. Вывод 101 ОсБрОН из Чечни. Ноябрь. 1996 год
Первая чеченская война. Вывод 101 ОсБрОН (15 военный городок) из Чечни. Ноябрь. 1996 год
Первая чеченская война. 101 ОсБрОН, в.ч. 5130, 22 военный городок, Грозный
Первая чеченская война. 101 ОсБрОН, в.ч. 5130, 22 военный городок, Грозный Документальные съемки снятые в расположении в.ч. 5130 (входила в 101 ОсБрОН), находившаяся в 22 военном городке, ...
Первая чеченская война. Чечня глазами Архангельского СОБРа
Первая чеченская война. Чечня глазами Архангельского СОБРа Воспоминания сотрудников Архангельского СОБРа о событиях происходивших во время первой чеченской войны. На видео присутствуют кадры боевой работы подразделения, осмотр Грозного ...

Присоединяйтесь к нам:

1 Comment

  1. Vlad74:

    Давно это было: Луговенко не повезло сидел бы парень в штабе и сидел, Женьку Дьякона прям возле меня вальнули. Прочитав данный текст почерпнул немного нового для себя, но то, что бросили две группы (ублюдки) сидящие в Маздоке…….. бродили как стадо, грызли снег, жрать нечего и ни тылового ни головного ни ядра брели в меру своих физ. возможностей, даже пришлось за товарища нести ПК. Когда заметил двоих идущих за нами, сообщил не помню кому из офицеров, залегли и взяли их без труда. Хотя и возмущали меня эти бредовые перемещения но боец должен выполнять приказы.

Добавить комментарий