Первая чеченская война. Часть 3. Град обреченный
Первая чеченская война. Часть 3. Град обреченный
От новогодних праздников мало кто ждет худого. 31 декабря подавляющее большинство соотечественников привыкло встречать в кругу родных и друзей возле елки. Для тех же, кому не посчастливилось встретить новый, 1995 год в Грозном и окрестностях, 31 декабря и 1 января навеки потеряли своё обычное значение.
Пока в московских, липецких, уральских квартирах готовили оливье, пробки летели в потолок, а люди слали друг другу благие пожелания, в городе на Кавказе стены ходили ходуном, жители пытались схорониться в подвалах, а радиоэфир разрывали команды, призывы вывезти раненых и отчаянная брань. До последующих дней, когда Россия проснулась и обнаружила, какое огромное несчастье на нее свалилось, тысячи людей в Грозном просто не дожили.
В дни главного народного празднества в Чечне разворачивалась самая страшная трагедия новейшей российской истории.
Отцы поражения
Приготовления к штурму отличались спешкой и дикой халатностью. Само по себе решение о наступлении на Грозный было принято только 26 декабря, так что для разработки плана и его доведения до войск у командующего Объединенной группировкой генерала Квашнина было совсем немного времени. Для чего была нужна такая спешка, высшее российское политическое и военное руководство так и не удосужились объяснить, и, вероятнее всего, истинный ответ, озвучь его кто-то из планировщиков, вызвал бы бурю эмоций в обществе. Генерал Трошев в мемуарах осторожно формулировал:
«Не секрет, что многие командиры с большими звездами, начальники федерального уровня полагали, что достаточно выйти к Грозному, пальнуть пару раз в воздух и на этом все закончится. Именно метод устрашения лежал в основе спешно утвержденного плана операции. Как позже выяснилось, его одобрили на самом верху без единого замечания. Потому что никто толком в план и не вникал. В результате приходилось вносить существенные коррективы и, что называется, перестраиваться по ходу дела.
Вот лишь один штрих. Вся тяжесть планирования операции легла на штаб Объединенной группировки войск, созданный на базе штаба СКВО (Северо-Кавказский военный округ – прим. S&P). А прикомандированные представители Генштаба (несколько сот человек!) выступали в роли консультантов, не неся никакой ответственности за свои «консультации». Мало того, что буквально задергали офицеров округа, мешая методичной работе, они не выполнили главную свою «функцию»: по существу, не предоставили штабу необходимых четких данных о вероятном противнике, степени его готовности, возможном характере боевых действий, «ориентировки» на командиров незаконных вооруженных формирований и т. п. Фактически планирование операции осуществлялось вслепую».
Геннадий Николаевич, по сути, мимоходом обрушил скалу на профессиональную репутацию «командиров с большими звездами». Правда, в мемуарах не называются персоналии, но судя по тому, кто планировал и вел наступление на Грозный, это были министр обороны Павел Грачев и командующий Объединенной группировкой войск Анатолий Квашнин. История назначения Квашнина на пост командующего ОГВ характерна сама по себе. Грачев описывал ее следующим образом:
«Приглашаю первого заместителя командующего сухопутными войсками генерала Воробьева. В Моздоке он отвечал за подготовку частей к боям. На совещаниях в штабе всегда четко и очень толково делал доклады: товарищ министр, такие-то части готовы идти в наступление, такие-то еще готовятся… Он и сейчас в Государственной думе хочет выглядеть этаким бравым генералом — все знает, все умеет… Я объяснил ситуацию: Эдуард Аркадьевич, Митюхин заболел, сам бог велит вам возглавить операцию. И тут мой дорогой генерал Воробьев, сильно покраснев и помолчав секунд 15–20, вдруг заявил: командовать отказываюсь. Как так? Я вам приказываю! А он: войска не подготовлены. Как это? Почему раньше молчали? Вот ваши доклады, вы отвечали за подготовку. Значит, вы меня обманывали? Вы знаете, чем это грозит? 15 лет или расстрел… Как хотите, отвечает, так и оценивайте, командовать не буду. В общем, отправил его в Москву, пригрозив судом. Он щелкнул каблуками.
В Москве я обо всем доложил Ельцину, даже сказал, что Воробьева надо судить. Б. Н. попросил подобрать руководителя операции. Генерал Кондратьев мне сразу сказал, что с него хватит октября 93-го года, не выдержит — больной. Миронову даже не предлагал — больной, еще в Афганистане сердце надорвал. Громов отказался, объяснил, что всегда выступал против ввода войск в Чечню, и тут же выразил готовность написать рапорт об отставке. Больше замов у меня не было… В мирное время все хорошие, умные, смелые, а когда начались боевые действия — в кусты. Такое бывает и у генералов».
Хоровой отказ генералов от командования сражением можно объяснить трусостью, но судя по реальному ходу битвы, военачальники скорее просто понимали состояние войск и не хотели нести ответственность за происходящее. Такое мнение высказал, например, полковник генштаба Баранец, который к провалам операций в Чечне не имел отношения и потому мог быть откровенным:
«После разговора Грачева с Кондратьевым многие в Кремле почему-то пребывали в твердом убеждении, что замминистра “отказался воевать”, хотя на самом деле его не устраивала никудышная схема управления войсками, представляющими все наши силовые структуры на Кавказе».
Генерал Квашнин согласился возглавить штурм Грозного. Рассматривать ли его шаг как готовность взять сложное и опасное задание на себя или как легкомысленное намерение соучаствовать в преступлении, каждый волен решать сам. Бесспорно, однако, что получив заведомо невыполнимый приказ в четыре дня спланировать штурм и быстро взять город, новоиспеченный командующий не стал энергично протестовать, а спокойно взял под козырек. Итак, полководец был найден. У отдавшего приказ Совета безопасности остались чистыми руки. У исполнителей, видимо, в результате осталась чистой совесть.
Ди эрсте колонне марширт, ди цвайте колонне марширт…
Количество боевиков, оборонявших Грозный, обычно оценивается примерно в десять тысяч человек. Сами чеченцы чаще всего утверждают, что это количество радикально завышено. Однако, судя по позднее объявленным потерям боевиков в Грозном (даже если брать за основу данные Масхадова), а также судя по имеющимся данным о количестве вооружения, похищенного с российских военных складов ранее, это достаточно близкая к действительности оценка. В любом случае, численность инсургентов приходится оценивать на глазок.
Дело в том, что костяк обороны Грозного кроме относительно регулярных отрядов, подчиненных Дудаеву и Масхадову, составляли личные дружины чеченских «ярлов» типа Гелаева и Басаева, а то и вовсе образовавшиеся на ходу группы друзей и родственников по 5–15 человек, часто — пришедшие из окрестных сел. Такие мелкие группы непонятно кому подчинялись, были скверно вооружены (и почти никак не обмундированы), а учет их численности и потерь — скорее дело для небесной канцелярии. Эта дикая дивизия позже создала множество проблем русским, поскольку такой защитник Грозного мог, спрятав или выбросив автомат, за несколько секунд превратиться в мирного обывателя.
Если он погибал, то становился невинной жертвой зверств «федералов», и, что еще хуже, взвинченные «федералы», столкнувшись с таким явлением, начинали легко открывать огонь и по настоящим мирным жителям, не ожидая от самозваного гражданского населения ничего хорошего.
Формирования Дудаева и крупных полевых командиров были вооружены хорошо. Более того, уровень оснащения позволял им даже «давить огнем», паля из гранатометов в ответ на выстрелы стрелкового оружия. Учитывая количество подбитой в боях бронетехники русских, в первые же дни они должны были истратить несколько тысяч зарядов к РПГ-7 и одноразовых гранатометов. «Спасибо тому, кто их снабдил гранатометами в таком количестве, что они могли стрелять даже по отдельным пехотинцам», — сардонически замечал танкист Самарского полка.
Куда более пестрым был состав «диких» отрядов. Вооружение одной из таких групп описал ее член: 12 человек с пятью стволами оружия, включая охотничье. Естественно, ударной силой такие группы не являлись, составляя массовку для более серьезных формирований. Впрочем, тактика действий была схожей у тех и других: удары небольших мобильных групп по 5–20 человек, вооруженных в основном стрелковым оружием и гранатометами при поддержке «кочующих» минометов.
План обороны Грозного разрабатывался Асланом Масхадовым. Бывший советский штабной офицер был одним из немногих настоящих военных специалистов в рядах дудаевцев, и он сумел создать теоретически вполне адекватную схему обороны города. На практике боевики все же не были регулярной армией, и достаточно быстро все планы были сорваны, уступив место импровизации. Приготовленные для встречи российских войск опорные пункты сработали местами, а рубежи обороны Грозного, о которых много говорилось впоследствии, фактически остались на бумаге. Какой прием сработал, так это оставление в урочных местах «заначек» с боеприпасами. «В подавляющем большинстве подвалов домов на улицах, мало-мальски пригодных по ширине для движения техники, были сосредоточены запасы выстрелов к РПГ-7», — писал позже офицер-разведчик Тарас Зиков.
Вопреки распространенному стереотипу, подавляющее большинство дудаевских боевиков составляли именно чеченцы. Доля представителей других наций была невысока. Арабы массово объявились уже позднее (хотя в развалинах изредка попадались обладатели, например, иорданских паспортов), прибалты если и присутствовали, то в незначительном числе. Имелось некоторое статистически незначительное количество украинских националистов (по словам М. Удугова, к февралю 1995 года их успело попасть в Чечню семеро, четверо из которых погибло, по другим данным, «интернационалистов» в Чечне присутствовало одновременно несколько десятков), а также русских. О встрече с «родной кровью» писал один из солдат:
«Во время уличных боёв в городе, недалеко от подвала, где мы разместились, я наткнулся на довольно подозрительного типа. Он буквально скатился на меня с забора. Мы отскочили друг от друга и подняли автоматы. Он был одет в армейский камуфляж, бушлат, черную шапочку. И лицо славянское. Я был без знаков различия, разумеется, без шеврона, в маске. Немая сцена. А потом дурацкий диалог: «Ты за кого?» — «А ты?» — «Я за наших». — «И я за наших». — «За каких наших?» — «За своих…» И пятится, пятится, а меня держит на мушке. А потом развернулся и быстро так пошел, почти побежал. Я как то автоматически на крючок нажал. Он — носом в снег. Ну, думаю, натворил делов. Не дай Бог, своего убил, вовек себе не прощу. Перевернул его, действительно — лицо русское, на вид лет двадцать с лишним. Вытаскиваю из кармана бумаги. Смотрю — паспорт, прописка сибирская. Дальше какие то «ксивы»… Ага, вот, голубчик, — «Департамент государственной безопасности республики Ичкерии». Всё ясно. Потом, когда личность установили, выяснилось: офицер Российской армии. Взял отпуск долгосрочный, по семейным обстоятельствам. И поехал на Кавказ “Ичкерию” защищать да жене на шубу заработать. Заработал. Себе на бушлат деревянный».
С российской стороны непосредственно наступать на Грозный должна была группировка примерно в 15 тысяч человек, причем в первом эшелоне, в новогоднем штурме, участвовало порядка пяти тысяч.
Группа «Север» генерала Пуликовского (в сумме — «сводный отряд» Майкопской бригады и два мотострелковых полка, 4 тысячи человек) должна была войти в город, соответственно, с севера и блокировать Президентский дворец. Ее должна была поддерживать с фланга группа Рохлина «Северо-восток» в составе 2200 человек (два урезанных мотострелковых полка и отдельный разведбатальон). Группировка генерала Петрука с запада (6 тысяч солдат, в основном десантники) прорывалась к тому же самому президентскому дворцу, и по дороге должна была захватить вокзал.
Наконец, с востока наступала группировка «Восток» генерала Стаськова в составе трех тысяч солдат, имея задачу захватить мосты через текущую сквозь Грозный реку Сунжа и выйти к тому же самому дворцу. Эти войска имели около девятисот единиц различной бронетехники, 164 зенитных установки и более двухсот орудий. Конечно, в чистом поле такая масса техники была труднопобедима, однако ей предстояло вести уличные бои, и здесь возникал вопрос о том, кто будет, собственно, вести штурмовые действия, зачищая городские кварталы.
В ситуации, когда более трех тысяч человек — это только экипажи бронетехники и зениток, масса солдат и офицеров занята обслуживанием артиллерии, а кроме того имеются водители автомашин, техники, обслуживающие весь этот парк, штабные чины, медицинский персонал и т. д. и т. п. — сильно проседает, собственно, боевая численность. Недостает в первую очередь людей, воюющих в боевых порядках пехоты со стрелковым оружием в руках, тем более что экипажи техники часто имели буквально один автомат на троих.
В некоторых БМП и БТРах сидело всего по паре автоматчиков. В иных — не было никого кроме экипажа. Полковник Александр Ярославцев из Самарского 81 полка рассказывал: «В каждом батальоне было человек 160–170. Причем все эти бойцы за рычагами БМП. В город вошла одна броня». Теоретически можно было бы компенсировать малочисленность пехоты ее высоким качеством, однако уровень боевой подготовки солдат (да и офицеров тоже) находился на катастрофически низком уровне.
Легко заметить, что в этом плане свет сходится клином на Президентском дворце и вообще центре города. Возможное сопротивление противника не учитывалось, столица Чечни даже не была окружена. Вопрос о контроле за коммуникациями обходился, о блокпостах по дороге никто не думал, да и собственно зачистка городских кварталов не планировалась как таковая. На фоне проваленного всего месяц назад штурма Грозного чеченской оппозицией этот план сейчас выглядит находящимся на грани и за гранью легкомыслия. Ни солдаты, ни офицеры не имели опыта штурма городов, по большей части не имели навыков взаимодействия с бронетехникой, многие просто не знали друг друга, поскольку часть могли сколотить только в Моздоке в последних числах декабря.
Позднее корреспондент Владислав Шурыгин приводил потрясающий диалог (указано, что ситуация типична):
Танкист рядовой Еремеев. Из самарского «сводного» полка. Документов у танкиста нет.
— Ротный собрал.
— А как фамилия ротного?
— Не знаю. Нас ему 31-го передали. Не успел запомнить.
— А где он сам?
— На Первомайской сгорел…
Разведка проводилась, по словам Трошева, «от случая к случаю», но несмотря на это командование ОГВ уже располагало сведениями, позволяющими судить о силе возможного сопротивления. Перед штурмом двое офицеров, прикинувшись один журналистом, а другой сотрудником ООН, побывали в Грозном, и своими глазами наблюдали приготовления к штурму. Сведения о противнике были доложены выше и благополучно проигнорированы. Черта многих и многих военных катастроф: люди, принимающие решения, отмахиваются от разведданных, не ложащихся на уже устоявшиеся представления об оперативной обстановке. В 1994 году длинный ряд полководцев-неудачников, расплатившихся жизнями подчиненных за свое безразличие к разведке, пополнился еще несколькими фамилиями.
Итак, взаимодействие между военными и входящими в город позднее частями милиции (а также армейскими частями между собой) не было налажено, представления о численности противника были туманными, осознания готовности дудаевцев к борьбе не было вовсе. Об уровне беспорядка в руководстве операцией говорит сцена в штабе группировки «Север»: в ходе обсуждения планов выяснилось, что генерал Пуликовский, командующий группой, не знает боевой задачи одного из полков. Как оказалось, полковой командир получил указания лично от Квашнина, начальник же над группировкой просто оставался в неведении относительно того, чем же именно будут заняты его части во время штурма.
Ноябрьский штурм Грозного «оппозиционерами» мог дать российским генералам пищу для размышлений, но не дал. Создается впечатление, что противника полагали подобным чехам 1968 года. К сожалению, «чехи» были в данном случае просто жаргонным названием чеченцев, боевого духа противника это именование никак не отражало. Уже тогда должно было быть очевидно, что штурм Грозного просто не мог кончиться удачей. Вскоре это было доказано практикой.
Черный день. Новогодний штурм
На рассвете 31 декабря колонны российских войск начали входить в Грозный. Поначалу вход в город шел спокойно, даже рутинно. Танкист Денис Шачнев рассказывал исследователю:
«31 декабря 1994 года в 6 часов утра по радиосвязи прозвучала команда: “Всем строиться в боевую колонну!” Наш экипаж замешкался, потому что мы проспали. Помню, как по рации офицеры нам кричали: “Хватит спать! Вас ждем!…” Временами дорога была разбитой — попадались арыки, овраги, но колонна шла, не встречая сопротивления. Помню, как в одном из арыков застряла БМП, ее долго не могли вытащить. У нас у самих танк завяз, но мы-то выбрались, а ту БМП вытягивали тросом».
В Грозном если и не знали точно, то догадывались, что штурм — дело ближайших часов. «31 декабря 94 года город как вымер», — писал грозненец. — «Люди чувствовали, что будет что-то неординарное».
«Неординарное» сотнями боевых машин медленно втягивалось в Грозный.
О том, что предстоит входить в город, некоторые участники штурма узнали буквально за считаные часы до выхода. Офицер-спецназовец В. Недобежкин вспоминал:
«Проведя разведку маршрутов выдвижения в интересах 8-го корпуса, мы свою задачу, по сути, выполнили и 31 декабря должны были возвращаться в Моздок. Связываюсь с командованием, а мне сообщают: действие боевого распоряжения продлено до 10 января, но в город не входить. В 5 утра я прибыл к Рохлину с докладом. Он мне сразу:
“Пойдете в Грозный в составе первой штурмовой группы”. Объясняю, что мне руководство вход в город запретило. Спокойно, без крика и эмоций Рохлин снял трубку, тут же все переиграл, и нам уже приказано — идти в Грозный.
Единственное, что я спросил:
— На чем? На “Уралах”?
Мне подтвердили:
— Да, на “Уралах”.
Вот так: штурмовая группа на “Уралах”. Правда, пригнали нам потом БТРы, но какой же командир отдаст хорошую машину — “На тебе, Боже, что нам негоже!”
Определили нас, к счастью, не в штурмовую группу, а в бронегруппу, как-никак люди только из разведки вернулись.
К этому времени и пехоту, и десантников уже били хорошо, первые потери появились и в корпусе. На фоне этого поражало отношение армии к войне: ее никак не воспринимали всерьез. Что еще хуже, верхние штабы тоже ничего не хотели видеть».
В незнакомом городе колонны часто разрывались, и их части уходили неведомо куда. На картах 70-х годов отсутствовали многие ключевые здания (даже пресловутый Президентский дворец, назначенный, вообще-то, ориентиром для всех группировок), а дорогу было спросить чаще всего не у кого. Войска шли по главным улицам, не заходя, как и было сказано, в дома и не прикрывая тылы. «Оригиналом» опять оказался Лев Рохлин: генерал «засаживал» коммуникации на своем маршруте блокпостами со стрелками и техникой. Несмотря на немногочисленность его отряда («8-й корпус» был самой слабой по количеству людей группой), военачальник не собирался доставить неприятелю удовольствие легко себя разбить.
Уже до обеда начался бой.
31 декабря. Группа «Север»
Капитан Виктор Мычко рассказывал:
«Ситуация была такая, что как будто шли на парад. По улице Первомайской, как сейчас помню, там посередине аллея, и вот в колонну по четыре шла техника — куда шла, чего? — никто ничего не знал. Потом через триплексы мы видим, что впереди рвутся машины. Назад поворачиваем башни — тоже рвутся».
Один из батальонов потерял ориентировку и ушел в сторону совхоза «Родина». Те же, кто продолжал углубляться в Грозный, начали нести потери. Перед полуднем колонна Самарского полка была атакована из засады возле больничного комплекса. Отряд чеченцев на перекрестке обстреливал бронетехнику с верхних этажей зданий. Ответный огонь танки вести толком не могли. Неприятель сосредоточенным огнем по очереди выбивал машины. «У тех редких танков, которые смогли вырваться», — писал позже журналист Владислав Шурыгин, — «меньше пяти попаданий из гранатомета не насчитал ни у одного. И практически ни у кого не был израсходован даже наполовину боекомплект. — Я не видел целей, — сказал мне один из танкистов. — А те, которые видел, достать не мог. У меня танк, а не зенитная пушка». От отчаяния танкисты били по нижним этажам зданий в надежде, что удастся обрушить все перекрытия вместе с гранатометчиками, сидящими на верхних этажах и чердаках. Иногда это удавалось сделать, и боевик валился с крыши в подвал вместе со всей «хрущевкой». Чаще такая стрельба ни к чему не приводила: противник успевал скрыться.
Самарцы попытались продолжить марш по другой улице и столкнулись с такой же засадой. Тогда отряд полка заскочил в увиденный дорогой автосервис, где и занял оборону.
Тем временем майкопская бригада, шедшая справа от самарцев, пробиралась через мелкую, но топкую речку Нефтянка. На первоначально указанные планом рубежи майкопцы вышли без особых приключений. На одной из улиц они встретили танк дудаевцев, и под радостный вопль наводившего противотанковую ракету старлея Данилова «Дымит, стерва!» сожгли супостата. На этом этапе больше проблем доставляла Нефтянка и грязевые потоки вокруг нее. БМП проваливались по бойницы, их с трудом выволакивали из жижи.
Майкопцы обосновались в пригороде, но около 11 часов неожиданно получили приказ прорываться к железнодорожному вокзалу, то есть очень сильно углубиться в Грозный. Позднее существовала точка зрения, согласно которой майкопцы просто потеряли ориентировку и вышли к вокзалу чуть ли не случайно. Современные исследования вопроса (в частности, подробная работа К. Яука и П. Милюкова о 131-й Майкопской бригаде) позволяют однозначно говорить, что это не была ошибка: бригада получила приказы от генералов Квашнина и Пуликовского. Это распоряжение стало одним из важнейших за все время штурма Грозного. Обсуждать приказ никто не стал, и вскоре бригада громыхала по улицам в сторону вокзала. Туда же шли самарцы, отбиваясь от засад по дороге.
По дороге к вокзалу майкопцы и самарцы постоянно несли потери от огня чеченских «летучих отрядов». Командир Самарского полка уже был ранен и в дальнейших событиях не участвовал. Отряды боевиков москитами кружились вокруг колонн. Судьба экипажей, отбившихся от своих, оказывалась обычно печальной. Русская жительница Грозного позднее рассказывала в интервью, как раненых солдат, извлеченных из подбитой БМП, облили бензином и подожгли.
Дудаевцы начали брать пленных. Отношение к захваченным было разным. Некоторых быстро обменивали и даже выдавали, кто-то жил в плену в сносных условиях. Судьба других оказалась крайне скверной. Например, в тот же день окончилась жизнь лейтенанта самарцев Олега Мочалина. Он попал в плен раненым, однако на допросе, согласно отчету «Мемориала», он «”слишком независимо” отвечал на вопросы начальника охраны Д. Дудаева Абу Арсанукаева и, в частности, заявил, что в бою израсходовал весь боекомплект своей БМП. Взбешенный Арсанукаев вывел Мочалина из помещения. В дальнейшем среди пленных О.Н. Мочалина никто не видел. В 124-й Специальной медицинской лаборатории его тело значилось за номером 83, среди первых вывезенных из Грозного». Абу Арсанукаев в настоящий момент — уважаемый человек на хорошей должности.
Другой офицер Самарского полка, капитан Мычко, попал в плен тяжело контуженным. После допроса его уложили спать, но вскоре капитан проснулся из-за того, что боевик, сосед по «палате», пытался его зарезать. К счастью, душегуба оттащили.
Путь к вокзалу уже напоминал прогон сквозь строй. Наводчик-майкопец вспоминал:
«Улица, по которой двигалась колонна, стала сужаться, слева появились дома частного сектора, а справа — жилые многоэтажные дома. Я разглядывал в триплекс впереди идущую БМП, как вдруг в этот момент по ней справа ударили из гранатомета. Машина сразу встала и задымилась. Пехота, которая сидела сверху, посыпалась с брони, десантные двери открылись, и из ее чрева повалил бело-сизый дым и экипаж. Живые стали расползаться по асфальту от машины в разные стороны, убитые остались лежать рядом с БМП. Наш механик-водитель рядовой Поздняков замешкался, и мы какое-то время стояли без движения прямо за подбитой БМП. Я загнал в казенник фугасный снаряд и начал искать цели. Противника не видно, в рации — неразбериха, мат. Из словесного потока в эфире мы с трудом разобрали координаты стрельбы. Я установил дальность и доложил командиру о готовности, но электроспуск орудия оказался в нерабочем состоянии. Пришлось повторить нажатия несколько раз, но все было напрасно. В танке имелась еще и резервная кнопка для стрельбы, однако и она не помогла. Тогда я в отчаянии ударил ногой по педали механического спуска, и это возымело свое действие — орудие произвело выстрел!»
По спасающимся из подбитых машин вели постоянный огонь из стрелкового оружия. «Я сбросил бушлат, выскочил — у меня винтовку два раза прострелили», — рассказывал замкомбрига майкопцев.
В конечном итоге самарцы и майкопцы все же вышли к вокзалу.
Офицер самарцев рассказывал:
«Когда я остановил свою колонну и подъехал на БТРе к вокзалу, увидел, как один чеченец лезгинку танцевал. Прямо на площади. Весь оборванный, в крови, босиком. На улице мороз, а он танцует лезгинку. Я думаю: «Ну, в безоружного стрелять вроде как грех!» А он нас «приветствует» вот так. И как только машины рассредоточились, такое впечатление, что он растворился. Как будто он под землю ушел. Раз — и все!»
Итак, «северяне», получив нежданный приказ от Пуликовского, вышли к вокзалу и начали обосновываться на нем. Майкопцы сменили самарцев и заняли круговую оборону. Немедленно начали выявляться проблемы. Сводный отряд бригады не имел достаточного количества пехоты, зато располагал огромной массой техники. «Гремящее стадо» боевых машин расположилось на привокзальной площади, солдаты заняли большое здание вокзала. Однако ни частный сектор, ни высотки, из которых просматривался вокзал, захвачены не были. Комбриг Савин просто не имел достаточно людей для устройства полноценного оборонительного периметра вокруг своего «вагенбурга». В сгущающихся сумерках майкопцы располагались на ночлег в здании вокзала и вокруг него.
В этот момент Квашнин был уверен, что операция развивается превосходно. Командующий ОГВ считал, что в оборону дудаевцев «воткнут лом», которым будет расшатана вся оборона Грозного. В действительности же бригада Савина сидела на вокзале без всякого прикрытия с флангов. Остальные группировки уже втянулись в напряженные бои. Фактически Майкопская бригада своим ходом приехала в котел.
31 декабря. Группы «Северо-восток», «Восток», «Запад»
Наступавшая с северо-востока группа Рохлина заранее получила от разведки информацию о готовящихся засадах, поэтому строптивый генерал сразу начал ломать неприятелю планы. Путь, по которому 8-й корпус должен был идти, пролегал через укрепленную чеченцами промзону, однако с ожидаемого направления никто не явился. Отряд 33-го полка провел демонстрацию, захватив мост через Нефтянку, и весь день вел бодрую перестрелку с подтягивающимися чеченцами. Основные силы группы в это время сманеврировали через район русского кладбища и начали проникать в город, артиллерийским огнем подавляя активность дудаевцев.
Неожиданным ударом рохлинцы уже утром захватили консервный завод, перебив небольшой отряд боевиков. Оставив на консервном заводе часть людей и техники, Рохлин двинул оставшиеся свободными силы (около шестисот — семисот человек) на штурм больничного комплекса, который вскоре и был захвачен после ожесточенного боя. В известном художественном фильме «Чистилище» больницу штурмует как раз Майкопская бригада, но это художественный вымысел.
В действительности больницу взяли приступом Волгоградский полк и отдельный разведбат. Не обошлось без «дружественного огня». Плохое качество связи приводило к тому, что артиллерия раз за разом накрывала собственные боевые порядки. Однако действия рохлинцев в тот день смотрятся весьма выгодно на общем фоне. Они не только не позволили нанести себе чрезмерные потери, но и сумели создать плацдарм в Грозном, захватив часть опорных пунктов дудаевцев.
В первый день штурма прорвались в глубину города только группы Пуликовского и Рохлина. Группа «Восток» генерала Стаськова начала штурм фактически без поддержки артиллерии (расчеты не умели стрелять). Отряды «Востока» шли без охранения. На мосту через железнодорожные пути «восточные» начали нести потери. «Первый танк идёт по мосту», — рассказывал офицер группы, — «А его обстреливают где-то с семи, восьми направлений. В перекрёст. Повезло первому танку. Прошёл. Так через мост проходила каждая единица: будь то танк или боевая машина пехоты. Живая сила всегда на броне, никто внутри не сидел. Колонна шла через мост, неся потери. (…) Связь практически не работала. У меня слышимость была только между моими двумя бэтээрами и “Уралом”, да слабый, постоянно прерывающийся контакт с колонной. В связи был сплошной бардак. Никто большей частью не представлял: кто с кем говорит. Одни позывные в эфире, доклады лишь о “двухсотых” и “трёхсотых” — сколько убитых и раненых».
Российские войска переправляются через реку Сунжа. Грозный. Чечня. Россия. Первая чеченская война
«В первые секунды летящие по домам и из домов трассеры через триплекс чем-то напоминали стрелковую игру в игровых автоматах. Пока по броне совсем не понарошку не застучали пули…», — рассказывал другой участник боя.
Часть сил «Востока» так и остановилась на окраине. Остальные вскоре втянулись в бои с чеченцами в районе кинотеатра «Россия». Боевики хорошо ориентировались в городе, использовали для маневров канализацию, либо устраивали набеги на легковушках с гранатометчиками. Необученные пехотинцы не могли остановиться и поливали огнем все вокруг, пока не исчерпывались боеприпасы. Колонна растянулась на улицах, со страху стреляя на любое шевеление. Тем не менее к вечеру «восточные» закрепились у кинотеатра.
Однако дальше их ждал самый неприятный сюрприз этого дня, с каким могли столкнуться части, вошедшие в Грозный. Боевики контратаковали район «России» бронегруппой при поддержке минометов. Начался лобовой бой, продолжавшийся и ночью. На следующее утро был скомандован общий отход, а вскоре колонне нанесла сокрушительный удар собственная авиация, убив и ранив полсотни военнослужащих. Одному из офицеров необычайно повезло: осколок попал в рукоятку пистолета в нагрудном кармане, изуродовав оружие, но не отняв жизнь. В итоге группировка «Восток» попросту выкатилась из Грозного на Ханкалу, никем не управляемая, потеряв около двухсот человек убитыми и ранеными.
Группировка «Запад» 31 декабря наступала, но успеха не имела. Не понимая обстановки, не имея связи и столкнувшись с сопротивлением чеченцев, «Запад» дошел до района рынка, однако под постоянными обстрелами отступил и остановился возле парка Ленина, на окраине Грозного. Вечером сводный отряд одного из полков группы оказался окружен в парке, однако сумел продержаться до подхода помощи.
Тем временем в ночной темноте началась кульминация новогоднего кошмара. Был атакован лагерь отряда 131-й Майкопской бригады на вокзале. Драматические события дня стали только прелюдией.
Западня. Майкопская бригада под ударом
Приказ майкопцам занимать вокзал сложно назвать тактически оправданным. С вокзала они не могли контролировать прилегающие районы. Более того, ближайшие пятиэтажки подступали буквально на десятки метров, вокруг находилось множество высотных зданий, а кроме того вокзал просматривался и простреливался из частного сектора. Чтобы занять все эти позиции у комбрига Савина попросту не имелось достаточно людей. Выстроить такой оборонительный периметр, который мог бы изолировать привокзальную площадь и само здание от доступа боевиков, майкопцы не могли, а само старинное строение имело огромные окна, так что обороняться сидя в нем было крайне трудно. Правда вопрос, почему не был занят хотя бы дом прямо перед вокзалом, четкого ответа не имеет. У Савина уже не спросить…
_takes_cover_behind_a_Russian_tank_01_January_1995_during_a_street_fighting_in_Grozny_opposing_Russian_troops_and_Chechen_soldiers_supporting_rebel_President_Djokhar_Dudayev.jpg?bwg=0)
Момент начала активных боев с чеченцами точно указал подполковник Юрий Клапцов: «С наступлением темноты, часиков с 17–18». Самого Клапцова пытался выманить под огонь местный не очень мирный житель, приняв его за комбрига, однако офицер вовремя укрылся за БТРом, чем и спас себе жизнь. Из пятиэтажки и недостроенной гостиницы по вокзалу открыли огонь из автоматов, пулеметов и гранатометов. Комбриг Савин был здесь в первый раз ранен — осколком гранаты РПГ в ногу. Техника начала гореть.
Через некоторое время, когда на вокзале скопилось много раненых, возникла идея вывезти их на БМП, но назначенная на роль госпитальной боевая машина была быстро подбита с фатальными последствиями для тех, кто в ней был. До полуночи обстрел не прекращался. В таком же положении находилась часть бригады и небольшой отряд самарцев на товарной станции рядом. Из-за слабой подготовки солдат офицеры должны были действовать за всех разом и быстро оказывались убиты или ранены.
Под непрерывную пальбу наступил Новый год. Кто-то принес из разваленного киоска бутылку шампанского для комбрига. Бутылка так и простояла нетронутая.
Короткий перерыв в стрельбе произошел как раз около полуночи. Затем бой возобновился и уже не останавливался.
Бронегруппа самарцев тем часом маневрировала неподалеку от площади, обстреливая огневые точки боевиков. Сами самарцы вели бой в полуокружении, разорванные на две части, и их положение было не лучше, чем у майкопцев.
«После выстрела, чеченцы сразу выпускали по танку от 2 до 5 выстрелов с противотанкового оружия, щедро поливая огнем со стрелкового оружия, не оставляя шансов на спасение экипажам. При залповом огне они не могли одновременно стрелять по всем танкам роты, а во время сосредоточения чеченцами огня по одному танку, мы совместно с другими экипажами определяли местонахождения их огневых точек и беглым огнем из танковых пушек, ПКТ (спаренный пулемет с танковой пушкой), НСВТ их уничтожали», — описывал танкист-самарец свои действия.
Часть полка была окружена вместе с майкопцами, часть — на перекрестке Маяковского и Хмельницкого. Радиочастоты забивали боевики, требующие у танкистов капитуляции. Капитан Игорь Вечканов, командир танкистов, загнал свой танк прямо в вестибюль вокзала и палил оттуда с кинжальной дистанции. Все танки получили по несколько попаданий из гранатометов. Майкопцев обстреливали и дудаевские танки: Вечканов насчитал четыре боевых машины на стороне дудаевцев.
Как ни опасно было на вокзале, медпункт майкопцев в «слепом» помещении без окон был самым надежным укрытием, поэтому раненых самарцев с товарной станции отправили туда под прикрытием брони. Вечканов потерял два танка из пяти на этом перегоне, но дело сделал. Один из спасенных им раненых говорил прямо: «Мы вылезли оттуда только благодаря «Катку» [позывной Вечканова], так бы нас оттуда бы хрен выпустили бы, потому что раненых у нас было до е… мамы просто».
Из-за непрерывного боя ближе к утру начали заканчиваться боеприпасы. Вытащить раненых не было возможности, и они могли только ждать своей участи в медпункте, истекая кровью. В этот момент самарцам и майкопцам прислали приказ Пуликовского о переходе в наступление в сторону пресловутого Президентского дворца. Назвать этот приказ иначе как чудовищным язык не поворачивается, и он свидетельствует, конечно, о полной утрате командованием связи с реальной обстановкой на поле боя.
Утро не принесло облегчения. Техника горела на площади и на подступах к вокзалу. Бой не останавливался. От отчаяния одна из зенитных «Тунгусок», исчерпав боекомплект пушек, палила по окнам ракетами «земля-воздух» прямой наводкой. Ее сожгли восемью попаданиями из гранатомета.
Удивительно, но на вокзал приходили мирные жители, которым казалось, что более надежного места в пылающем городе нет.
Все это время комбриг Савин запрашивал помощи от соседей и командования. Запрашивал и не получал. Бригада слишком глубоко забралась в Грозный, колонны помощи пробивались слишком медленно, а в поддержке вертолетами по неясным причинам было отказано. Первый отряд для прорыва к окруженным составили из немногих майкопцев, до сих пор остававшихся в тылу, и частей 276-го полка. Эта группа к окруженным пробиться поначалу не смогла. В конце концов часть людей 276-го сумела пробраться к товарной станции. Интересно, что во время этих попыток прорыва двоих отбившихся от своих солдат спас чеченец, бывший милиционер Юсуп Хасанов, спрятавший их в подвале.
Из-за многоэтажек, закрывающих обзор, Савин не мог даже корректировать огонь артиллерии. Оставалось надеяться только на собственные, постоянно уменьшающиеся силы.
Днем на выручку майкопцам попытались прийти два батальона десантников Псковской и Рязанской дивизий. В глубину Грозного они пытались пробиться весь день. Спасти майкопцев им так и не удалось: дудаевцы пропустили бригаду до вокзала не для того, чтобы легко выпускать. Определенного результата крылатая пехота, однако, добилась: в парке имени Ленина к 16:00 были деблокированы мотострелки, окруженные там вечером 31-го числа. Однако проблемы осажденных на вокзале этот успех не снимал.
Отступление майкопцев
Во второй половине дня комбриг Савин, поняв, что никто его не спасет, начал выручать себя сам. В этот момент связи с командованием на вокзале не имели. Примерно в то же время начала, также сама по себе, выходить группа, окруженная у товарной станции (солдаты Майкопской бригады, самарцы и пробившийся к ним небольшой отряд 276-го полка). С этим отрядом произошел любопытный эпизод. На связь с окруженцами вышел депутат и правозащитник Сергей Ковалев и от имени боевиков предложил сдаться, обещая вывоз автобусами.
Попутно депутат спросил о точном местонахождении отряда, чего ему, конечно, никто не стал сообщать. Позднее Ковалев продолжал попытки уговорить те или иные группы солдат и офицеров сдаться. Как описывал одну из таких бесед А. Черкасов, «для десантников разговоры о том, что им позволят с оружием в руках выйти из города, были не только неприемлемы, но и непонятны».
Окруженцы, естественно, не поверили правозащитнику и предприняли самостоятельный рывок к свободе. Дорогой отряд распался. Некоторые машины были подбиты, а пытавшиеся спастись солдаты застрелены. Другие выходили с боем. Один из солдат проявил изрядное хладнокровие: столкнувшись на улице с тремя боевиками, он ответил на их приветствие зычным криком «Аллах акбар!», после чего перебил успокоенных собеседников одной очередью. Одна из групп ненароком утопила БМП в Сунже, но сами солдаты и офицеры сумели переплыть холодную речку и добраться до своих.
Около пяти часов вечера от вокзала начали уходить остатки майкопцев. На уцелевшую технику загрузили раненых. Многих бойцов-срочников, одуревших от шока и ужаса, пришлось буквально выволакивать силой. Во время прорыва остатки бригады продолжали нести потери. В плен попал, например, тяжело контуженный подполковник Зрядний. В плену его серьезно избивали, а несколько месяцев спустя расстреляли. Один из бойцов описал свое пленение так:
«”Чехи” нас голыми руками, как говорится, взяли. Из всей БМП только я и подполковник Зрядний (Царство ему Небесное) остались в живых. Остальных добили. Я просто убитым притворился, когда они раненых ходили добивали. Меня тоже двое нашли, потому что подо мной бушлат дымился. Сначала один подбежал, молодой, весь в черное одет. Я перевернулся, на пятую точку сел. Один спрашивает: «Что, раненый? Где оружие?». Я говорю: «Нет». Он мне: «Не пиз…, найду — расстреляю». Я ему: «Нет, ищи». Обыскал меня, по земле рядом пошарил, тут другой подбегает. Первый ему говорит: «Вот раненный, вообще-то, добить надо». Второй ему: «Да, надо». У меня чуть не вырвалось: «Да ну на х…» — уже на языке вертелось. Если бы сказал, наверное, точно прибили».
За первые дни было захвачено порядка 70–80 солдат и офицеров. Многих содержали в центре города под присмотром находившейся там группы депутатов госдумы. В плену настоящее азиатское коварство продемонстрировал прапорщик майкопцев Магомед Карим-заде. Предусмотрительно уничтожив документы, он сам себя «повысил в звании» и вызвался написать продудаевское открытое письмо Ельцину. Набив текст трескучей риторикой о борьбе за свободу чеченского народа, прапорщик тихой сапой «подписал» письмо всеми пленными, которых сумели сыскать, передав таким образом на свободу первый список захваченных дудаевцами людей.
Последней из вокзала отошла группа капитана Рустема Клупова. Этот офицер прикрыл уход остальных и покинул с небольшим отрядом вокзал, когда внутрь уже проникали чеченцы. На прощание один из бойцов арьергарда, сержант Майоров, обрушил выстрелом из реактивного огнемета кусок торца дома напротив — вместе с засевшим там гранатометчиком. Позже Клупов, командовавший последними уходящими с вокзала, получил задание на вывод остатков сводного отряда Майкопской бригады из Грозного. Полковник Савин, возглавляя прорыв, уже с несколькими ранениями, отправился лично забрасывать гранатами обнаруженную дорогой огневую точку, и сумел это сделать, однако тут же погиб от осколка уже чеченской гранаты.
Позднее на мертвого полковника пытались «повесить» все недочеты операции Майкопской бригады, в том числе сам марш к вокзалу, но это откровенная попытка спихнуть на безответного убитого офицера собственные недоработки. Как бы то ни было, умер Савин куда как достойно. Остатки группы сумели выбраться к своим кружным путем.
Сводный отряд Майкопской бригады потерял за два дня 162 человека погибшими. Самарцы потеряли сопоставимое число людей: в середине января полк считался лишившимся 63 человек убитыми и 75 пропавшими без вести. Из «вокзального котла» к своим вышло 147 майкопцев и около тридцати самарцев. Это были очень высокие потери, но ими кровопролитие далеко не исчерпалось. Всего Объединенная группировка потеряла погибшими и пленными около пятисот человек за сутки.
Тогда же боевикам удалось окружить 137-й парашютно-десантный полк, однако десантники не дали себя разбить, а вскоре даже расширили свои позиции и время спустя заняли место боя Майкопской бригады.
Штурм Грозного начался для российской армии с зубодробительного удара. Однако возможности для отдыха не было. Нужно было подниматься после нокдауна.
Выживай как знаешь. Мирное население Грозного
Посреди разыгравшихся в городе отчаянных боев оказались под огнем огромные массы населения Грозного. Эти люди, не сообразившие или не сумевшие вовремя бежать, теперь стали заложниками разворачивающейся вокруг яростной баталии. В основном они жили в самых жалких условиях. Позаботиться об этих людях у воюющих просто не было особой возможности. Иногда их пытались использовать как ресурс. В. Шурыгин описывал такой эпизод:
«Дней пять назад в расположение батальона пришла чеченка. Спросила командира. А потом вытащила из кармана «лимонку»… Еле выбить из рук успели, благо, она толком и не знала, как с ней обращаться.
— Дети есть? — спросил ее на допросе Петрович.
Давясь слезами, та кивнула:
— Д…двое.
— И что, тебе больше делать нечего, как с гранатой бегать по городу? Муж есть?
— Нет. Убили.
— Сейчас?
— Нет. Год назад.
— Так какого же хрена ты дурью маешься?
— Свекор послал.
— …?! А что же сам не пошел?
— Старый. Плохо ходит. И у него жена новая. А я вдова. В доме тесно, сказал, детей воспитает сам.
С напутствием оторвать свекру женильный аппарат, женщину выгнали из расположения».
Такие эпизоды все же были экзотикой. Чаще люди просто пытались выжить. Грозненцы, как чеченцы, так и русские, испытали все мучения, какие могут выпасть на долю человека. 31 декабря пропал свет, и в целом инфраструктура города начала быстро разрушаться. Газ в некоторые дома еще довольно долго подавался, и это стало серьезным подспорьем для многих людей. «Бытовой газ в данной ситуации — наша жизнь. 2 раза при обстреле реактивными снарядами осколками перебивали газовые трубы. Первый раз на 4-х метрах было 53 пробоины, потом ещё раз. Мужики со двора, в том числе и папа, кое-как заделывали эти отверстия», — описывала положение дел местная жительница. Духовка стала для нее заодно и обогревателем: больше отогреться и высушить одежду было негде. Менее везучие пользовались буржуйками.
Население периодически подкармливали обе стороны. «Когда привозят на грузовой машине хлеб, обязательно рядом крутится группа кинорепортеров и снимают толпу людей, которые от голода бросаются к машине. Мне однажды буханкой досталось по голове, потому что их не давали в руки, а бросали в толпу».
Во время бомбежек, конечно, приходилось немедленно бежать вниз. Убежищ специальной постройки было мало, поэтому жить приходилось в простых подвалах, на столах, ящиках и, в виде удачи, раскладушках. Впрочем, по словам этих людей, худшим проклятием была не бытовая неустроенность, а неизвестность. Единственной связью с миром оставалось радио, которое постоянно врало. Самые простые вещи становились необычайно трудны. Поход за водой превращался в бытовой подвиг. Нередки были случаи гибели у водяных скважин от шальных пуль и мин. Убить или ранить могли в любой момент, со страху или при обычном обстреле по площадям.
К тому же боевики не избежали охоты на ведьм и расстреливали на месте тех, кого считали «шпионом». Вдобавок по развалинам путешествовали мародеры. Один из русских грозненцев (муж процитированной выше женщины) защитил свой запас керосина в гараже, возможно, наивным, но вполне действенным способом: написав на створке «Осторожно, мина-сюрприз, полковник…» Как ни крути, он добился своего: гараж разграблен не был.
Он же рассказал о любопытном эпизоде:
«Буржуйку перенесли в убежище, но не хватило труб, и меня сагитировали сходить в гараж и принести их оттуда. Пошел туда в сопровождении двух ингушей. Во дворе гаража нас встретила группа мародёров-чеченцев. Мой гараж не вскрыли, вероятно, побоялись подорваться на моей «мине». Вскрыв гараж после имитации снятия «мины» с предохранителя и забрав трубы, я закрыл его на замок, опять же проделав обратную операцию по постановке на «заминирование», мы попытались ретироваться, но грабители не хотели нас отпускать и потребовали, чтобы я гараж не закрывал. Мои сопровождающие отказались выполнить это требование, мотивируя это тем, что по закону гор, они не допустят насилия надо мной, и мы уйдём вместе. Напоминание бандитов о том, что мусульманам негоже защищать «неверного», никакого воздействия на моих телохранителей не оказало, и мы благополучно ушли».
Отдельного упоминания заслуживают те, кто, рискуя жизнью, вывозил людей из города. Кто-то из водителей брал за это деньги, иные же без разбора по нации брали в автобусы всех. Ожесточение войны коснулось не всех: по словам жителей, чеченец вполне мог вывезти русских вместе с соплеменниками и наоборот. Отличился среди прочих «чеченский Робин Гуд», оппозиционер-антидудаевец Руслан Лабазанов, вытащивший в безопасное место существенное количество народу и кормивший их за свой счет.
Финал этой конкретной истории можно назвать и счастливым. Муж сестры этого человека оказался военным. Он сумел найти родственника. Семью из разрушенного города вывезла БМП, оставляя между гусеницами неубранные трупы, и позже МЧСовским рейсом семья отправилась в Москву. Так везло не всем.
История другого гражданского жителя — подростка, оказавшегося посреди сражения, напоминает триллер:
«…обстрел, то ли снайпера, то ли случайный (кто, за что, не поймешь). Я забежал в первый попавшийся дом, потом в подвал… Выйти пытался несколько раз в день, но огнем прижимали, даже до лужи в 5 метрах не достать. Сколько дней — не помню… смазано.. .помню только, что ползал по этажам здания, собирал теплые вещи, матрасы и одеяла. Из всего этого устроил себе лежак, который позволял не замерзнуть без костра. Один раз развел, на 3 или 4 этаже, кресло сломал на дрова, так костер мой технично с первого залпа кто-то откуда-то накрыл. Для себя лично понял, что война это всегда, обязательно, голод, грязь и холод. Голод утолял найденными солениями в разбитых квартирах, ну и еще кое-чем.. но чем — говорить не буду (единственное, что скажу, не каннибализм).
Однажды ночью меня разбудила сильнейшая перестрелка, как потом оказалось, наши из здания напротив Совмина на штурм пошли, а с утра начали «чистить» мое жилье, чистить как… гранату в комнату, а потом туда заходят, я это по последовательности шагов и взрывов понял, и когда услышал, что и к моему схрону идут, заорал:
«Пацаны, не губите, Христа ради, русский я.. не чечен, не боевик, прячусь здесь!!!» и так несколько раз. Потом тихое «да и пох…й» и тут же «Отставить».(…) В конце апреля месяца мать нашла меня в центре вынужденных переселенцев в Великом Новгороде».
Вскоре после начала боев в Грозный прибыли группы спасателей. МЧСовцы из «Центроспаса» работали под прикрытием солдат малыми группами (три спасателя и врач). 800 больных и раненых, эвакуированных ими — заметный результат для всего 35 людей из «Центроспаса», работавших на руинах.
Сорок четвертое декабря. Прорыв в центр города
Операция началась катастрофически, однако отбоя никто, конечно, не давал. Сражение за Грозный продолжалось. Правда, теперь положение дел было еще более скверным, чем перед битвой. Группа «Север» была, говоря без обиняков, разгромлена. «Восток» и «Запад» не пробились в город. С другой стороны, к Грозному подходили подкрепления. Так, с севера подступала 74-я мотострелковая бригада. Кроме того, к Грозному перебрасывались батальоны морской пехоты, но их прибытия еще нужно было дождаться. Свежие мотострелки сразу же вступили в бой: чеченцы начали контратаковать отряды «Северо-востока» в больничном городке и на Консервном заводе. Обтекая малочисленный отряд Рохлина, боевики блокировали коммуникации.
Однако теперь стиль боевых действий несколько изменился. Даже к самым непонятливым штабистам пришло понимание, что дудаевцы не капитулируют и не разбегутся. Полевые же генералы и офицеры, наученные тяжкими потерями, начали на глазах менять тактику действий. Боец спецназа ВДВ рассказывал о действиях своего отряда при очистке коммуникаций группы Рохлина:
«Для работы мы выбрали ночное время: темнота, как известно, — друг спецназовца. Технически это выглядело примерно так: целый день за кварталом, который предстояло зачищать, наблюдали, отслеживая каждую мельчайшую деталь. Ночью начинали действовать. Первыми выдвигались сапёры: снимали, если есть, чеченские растяжки и устанавливали свои, перекрывая возможные пути отступления дудаевцев и пути подхода подкреплений. Потом группа незаметно просачивалась в здание, чаще всего через какое нибудь «нештатное» отверстие, вроде пролома в стене. На некоторое время затихали, пытаясь определить по звукам местонахождение в доме чеченцев, потом потихонечку начинали двигаться, уничтожая «духов» с помощью бесшумного и холодного оружия. Прекрасно показали себя винтовка «Винторез», автомат «Вал» и пистолет ПСС — весь бесшумный комплекс. «Духи», как правило, не понимали, что происходит — падали люди, пропадала связь. Чаще всего бесшумным оружием дело и ограничивалось. Ну а если чего, то шли в ход и гранаты, и всё остальное, по полной программе. За две ночи мы очистили Петропавловку, потом и улицу Лермонтова. Блокада была прорвана, корпус получил возможность отвезти раненых, подвести боеприпасы, продовольствие, подкрепления. И собрать силы, чтобы вновь двинуться вперёд. Кроме того, наши действия имели серьёзный психологический эффект. Так было, например, когда мы чистили вместе с морпехами кварталы перед Совмином. Еще днём мы приметили один подвал, где чечены кучкуются и пьянствуют. Мы не стали врываться в подвал с ковбойской стрельбой. Просто расставили заряды пластида, рванули и засыпали их. Так они подняли такой вой в радиоэфире: мол, погибаем! После чего дудаевцы из всех остальных домов удрали сами. Нам и чистить их не пришлось».
Естественно, одними частями спецназначения, при всей их важности, выиграть битву было нереально. Инициатива снизу касалась и тактики бронегрупп. Например, использовался следующий прием: танк вел огонь в интересах пехоты, в то время, как другой прикрывал его, отслеживая появление дудаевцев. За танками крутилась самоходная зенитка, палившая при необходимости по верхним этажам зданий. Пехотинцы корректировали огонь «своей» брони. Другой способ, называвшийся «карусель» состоял в том, что сменявшие друг друга боевые машины обеспечивали непрерывный обстрел крупного здания в течение долгого времени. Все эти новации, конечно, следовало бы внедрить раньше, и не по инициативе снизу, а сверху, однако сожалеть об упущенных возможностях было поздно.
Разумеется, в одночасье положение дел радикально не изменилось. Одной из кошмарных примет времени и места стали постоянные удары по своим. «Каждый второй убитый в полку — убит от огня своих», — рубил в интервью подполковник-мотострелок, — «Когда я слышу рев самолета — меня просто колотит. Авиация работает преступно плохо. Артиллерия чуть лучше. Любое передвижение по городу — это однозначный огонь своих. А уж если это в темное время суток, тут и до расположения своих батальонов можно не дойти».
Российские солдаты инженерной части осматривают трупы боевиков перед их захоронением
Характерную ситуацию описывал комбат Евгений Сергеев:
«Когда начали движение, по нам открыл огонь снайпер. Бил, по-моему, с цирка. Я, чтобы долго не мучиться, попросил арткорректировщика, которого нам придали, навести огонь артиллерии на здание цирка и подавить снайпера. И здесь мы на себе почувствовали последствия игнорирования боевой подготовки в мирное время. Первые же снаряды разорвались примерно в двадцати метрах от нас. Тут же я попросил корректировщика сообщить на огневые, что больше ничего не нужно».
Устаревшие тяжеловесные рации были ненадежны. Бронежилеты пробивались огнем. На танках отсутствовали блоки динамической защиты. Солдаты находились в чудовищных бытовых условиях, не имея возможности помыться и поесть горячего. И все же армия продвигалась вперед.
Российские солдаты инженерной части осматривают трупы боевиков перед их захоронением.
Группировки «Север» и «Северо-восток» на этом этапе объединили под командованием Рохлина. Его достижения относительно малой кровью в первые дни слишком контрастировали с сомнительными успехами генерала Пуликовского. Также был заменен командующий группировкой «Запад». С новыми командирами, получив подкрепления, войска снова перешли в атаку.
5 января атакующие с северо-востока и востока части захватили переправы через Сунжу, отбили контратаки чеченцев и заняли военный городок, тюрьму и РОВД. Русские действовали грубо, но на сей раз действенно. Седьмого числа десантники, штурмовавшие город с запада, вышли к рынку, куда не пробились во время новогоднего штурма. Бои вокруг рынка продолжались до 16 января и окончились постепенным продавливанием чеченских позиций. Хотя Президентский дворец в качестве цели был странным выбором, что отмечали и сами участники сражения, батальоны постепенно подбирались ближе и ближе к этому зданию.
Запас прочности у чеченских формирований не был большим, и начавшийся рост потерь ставил их в опасное положение. Журналист, сидевший на чеченской стороне, замечал, что боевики часто воюют пятерками, поэтому много примеров, когда потери убитыми в бою составляют ровно пять человек. Бои в причудливом лабиринте развалин приводили к тому, что сражающиеся перемешивались: на одном этаже одного и того же здания могли находиться русские, на другом — чеченцы. Дома очищались просто и жестоко: всё, что подавало признаки жизни, забрасывалось гранатами и расстреливалось.
Например, при штурме здания ДГБ по нему выпустили полвагона танковых снарядов. Вместо неприятеля погибнуть легко мог мирный житель, но обстановка диктовала правила. «У меня есть восемнадцать человек», — объяснял сержант, возглавивший взвод после гибели офицера, — «За их жизни я отвечаю. За жизни всех остальных людей на планете я не могу отвечать». Чеченцы продолжали засылать мобильные группы в тыл русским. С ними боролись подтянувшиеся отряды МВД. «Зачистки» уже прочёсанных руин часто перерастали в ближний бой.
Боевики зачастую пытались прикинуться мирными жителями. Один из таких эпизодов описал участвовавший в нем офицер В. Дмитриев:
«Под прикрытием тройки прапорщика Орлова проникаю внутрь. За мной подтягиваются остальные бойцы. Из разбитой комнаты попадаем в коридор. За стенкой явно слышны голоса. Все приготовились, врываемся внутрь. Кричу:
— Бросай оружие!
Но среди сидящих на лестнице чеченцев никого с оружием нет. Они заявляют нам, что мирные жители, что боевики убежали. Вскоре подходит штурмовая группа и, осмотрев дом, находит много брошенного оружия.
Позже мы поняли тактику боевиков, которые при опасности бросали оружие, представлялись мирными жителями. Тогда, впопыхах, мы даже ни у кого не проверили документы».
Бои не оставляли времени ни на что иное. Один из офицеров на вопрос журналиста о том, какое сегодня число, ответил, что наступило сорок четвертое декабря, и прокомментировал эту фразу в том ключе, что пока не удалось отпраздновать Новый год, для него все еще идет декабрь…
Десятого января было объявлено о двухдневном перемирии, во время которого дудаевцам было предложено сдать оружие и вернуть пленных. Это требование чеченцы, само собой, не выполнили. Стрельба не останавливалась и во время «прекращения огня». Впрочем, перемирия, которых никто не соблюдал, стали приметой Первой чеченской войны.
«Грозный. Руины. Завалы. Черная копоть, жирное рыжее пламя над нефтехранилищами. Тут и там искореженные глыбы сгоревшей боевой техники. Остовы стен. Куски тел свежие и загнившие, изломанное оружие и грязь. Жидкая «майонезная» грязь на амуниции, на лицах, на оружии, на хлебе, на телах убитых», — писал журналист об этих днях.
К середине января в Грозный прибыли сводные отряды морских пехотинцев. На грозненских улицах многие части выступили не лучшим образом, о морпехах же многое говорит один факт: только один из них за время штурма Грозного попал в плен (и там погиб). Как и почти все прочие соединения, морпехи были сводной «сборной солянкой». Например, при укомплектовании батальонов Северного и Балтийского флотов личный состав собирался более чем из 50 воинских частей. Однако они были хорошо по меркам тогдашней армии подготовлены и обладали высоким боевым духом.
Вскоре морскую пехоту задействовали для штурма комплекса правительственных зданий. Русские с нескольких сторон вышли к центру Грозного.
Ночью с 12 на 13 января была проведена разведка подходов к зданию Совета министров. Совмин находился в непосредственной близости от дворца Дудаева (сам Дудаев вскоре покинул Грозный). Затем десантники ворвались внутрь. За Совмин шла отчаянная резня, внутри здания начался ближний бой, десантников несколько раз выбивали оттуда дудаевцы, но те каждый раз упрямо возвращались, оттесняя боевиков.
В конце концов, дудаевцев выбили из Совмина. Теперь к контратакам и попыткам ворваться в здание под огнем перешли уже чеченцы. В ходе этих боев две трети солдат штурмовых групп морской пехоты были убиты или ранены, парашютисты, совместно с которыми они действовали, также понесли тяжелые потери, однако чеченцы постепенно выдохлись, не в силах управиться с подходящими подкреплениями. Позиции в районе Президентского дворца находились в зоне досягаемости, к тому же дудаевцы, упорно обороняясь на одном месте, сделали очевидным свое местонахождение. Боевики упорно цеплялись за правительственные здания и постоянно ходили в контратаки.
Однако бой грудь в грудь с обозленными солдатами не был лучшей идеей: боевиков вытесняли из прилегающих к «дворцу» зданий, круша строения всеми видами оружия. В ночь на 19 января дворец был обложен окончательно, а утром разведгруппа морпехов обнаружила, что противник покинул «дворец», и кроме буквально нескольких боевиков воевать там не с кем. Над дворцом подняли военно-морской и российский флаги, а само здание еще долго прочесывали в поисках боевиков и оставленных ими мин.
Президентский дворец поначалу казался просто нелепым фетишем, назначенным сверху в качестве значимого объекта, однако в ходе боев он действительно превратился в символ упорной обороны города. Упорная оборона центра Грозного чеченцами сделала его достойным призом.
К боям за дворец и Совмин относится один из спорных моментов грозненской эпопеи, полудетективная история о распятых солдатах. Широкий резонанс эта история получила после выступления Льва Рохлина, заявившего, что во время штурма Президентского дворца боевики выставили в окна убитых русских ради устрашения. «Дудаевцы», — утверждал генерал, — «Пошли на самый коварный и подлый шаг. Накануне штурма они вывесили в окнах Совмина трупы наших солдат. На это было трудно смотреть». Позднее этот тезис с гневом опровергала чеченская сторона, однако на нем активно настаивали российские военные, от лейтенанта Вячеслава Миронова (не только в широко известной книге, но и в интервью) до генерал-майора Батурина: «Никто из вас, наверное, не видел, как вывешивали наших раненых в окнах Совмина, а я видел. Никто не показал, что на выбитом углу дворца на металлических балках были подвешены наши пленные. А я видел. Растерзанных людей». Нечто похожее изложил журналист Алексей Оверчук:
— Ты еще не знаешь, что трупы наших ребят и раненых эти скоты раздевают догола и подвешивают в окнах. А сами из-за них стреляют по нам.
— Этого не может быть!
— Не вершишь? Михалыч! — позвал военный, — Ты был на последнем выходе, подтверди.
Подошел офицер:
— Я лично видел это. Это было при штурме Совмина, в президентском дворце — такая же х…ня. Так что пиши смело, не бойся, эти скоты еще и не на такое способны, — он сплюнул и пошел по своим делам.
Потом и другие офицеры подтвердили мне то же самое.
С противоположной стороны эпизод яростно отрицается. Противники версии о распятых апеллируют, с одной стороны, к тому, что они лично ничего подобного не видели, с другой — и в этом есть определенный резон — указывают на отсутствие фотографий или видеоподтверждений события. Нужно отметить, что «мемориальцы», присутствовавшие на месте действия, также утверждают, что ничего подобного не наблюдали. Отметим, что в целом правозащитники этой организации признают многие преступления боевиков (например, запрет дудаевцев на эвакуацию людей из Грозного, казнь пленных и пр.), однако в данном случае они бескомпромиссно отрицают событие.
Автор не может точно судить о достоверности слов тех и других участников действа (демонизация противника и обеление своих — повсеместное дело на войне), однако несколько очевидных соображений приходят на ум сразу.
Во-первых, готовность дудаевцев закрываться в случае нужды кем угодно общеизвестна, позднейшие события в Буденновске и Кизляре, безусловно, заставляют отнестись серьезно к такому обвинению. Во-вторых, отмахнуться от свидетельств сразу нескольких человек, независимо друг от друга говорящих одно, сложно. С другой стороны, действительно, будь пленные или убитые выставлены в окна надолго, они попали бы на фотографии или видеозаписи. Вероятно, хотя это только предположение, люди действительно на какое-то непродолжительное время оказались перед окнами, затем защитники здания сообразили, что в здании присутствуют не только они, и может случиться скандал, после чего российские солдаты были от окон убраны. Был этот эпизод легендой, или же отражал реальность, слухи о таком «тактическом приеме», безусловно, только дополнительно ожесточили солдат…
«Давай, атакуй, их мало». Падение Грозного
После падения Президентского дворца боевики отступили в южную часть Грозного. В этот момент они имели еще достаточно крупные силы, ориентировочно пять с половиной тысяч человек. Они не потеряли боевого духа и были готовы продолжать активное сопротивление. Однако сомнений по поводу исхода противостояния в Грозном уже не было. Военные, движимые жаждой мести за погибших товарищей, упорно продвигались вперед. Закат еще не означал сумерек: бои продолжались, непрерывно принося новые жертвы.
На этом этапе командование Объединенной группировки наконец озаботилось блокадой Грозного с юга. Отсекать чеченскую столицу от остальной территории республики отправились два мотострелковых полка, 324-й и 245-й. Чеченцы не собирались сдаваться, однако их планомерно и постепенно выдавливали из Грозного. Соотношение сил резко изменилось в пользу русских, так что теперь они действовали более уверенно, чем в начале операции.
Однако малые и крупные трагедии происходили каждый день. Например, в конце января взорвалось нечто в здании, где располагался батальон спецназа. Комбат Е. Сергеев был извлечен тяжело контуженным из-под завалов, погибло же почти полсотни разведчиков. До сих пор неизвестно, что точно произошло. Сергеев и его солдаты тщательно проверили здание на предмет мин и фугасов, прежде чем его занять, однако нельзя исключить подрыва здания боевиками. В качестве альтернативной версии предлагался ошибочный удар собственной артиллерии.
Как бы то ни было, бои на улицах продолжались, но сопротивление боевиков заметно слабело. Угроза тылам защитников чеченской столицы быстро дала плоды: после выхода 324-го и 245-го полков на позиции, позволявшие угрожать полным прерыванием коммуникаций, чеченцы начали уже думать больше о том, как бы уйти из своей столицы, чем о ее удержании. Тем более мало что оставалось удерживать: Грозный был превращен в руины двухмесячным штурмом сталинградских достоинств. В феврале активность дудаевцев начала падать. В начале марта последний отряд боевиков под командой Басаева покинул Черноречье, пригород Грозного. 6 марта город пал окончательно.
Грозный представлял собой душераздирающее зрелище. Пожалуй, ничто так хорошо не иллюстрирует точку зрения, согласно которой самое страшное после проигранного сражения — это выигранное сражение. Эта битва не привела к завершению войны, первая война шла еще полтора года, и в целом сражения в Чечне не окончены до сих пор.
Чистилище
С российской стороны на Чеченской войне с момента начала штурма Грозного по 1 апреля погибло 1426 человек, из которых подавляющее большинство приходится на бои непосредственно в Грозном. Около трети этих потерь приходятся на 31 декабря и 1 января. Чтобы накал битвы был ясен, достаточно сказать, что за всю войну погибло и пропало без вести 5552 человека. Около сотни человек попало в плен (из них порядка 70 в самые первые дни). Само по себе соотношение — 12–14 убитых на одного пленника — свидетельствует о чудовищном ожесточении боев. Несмотря на тяжелейшие условия сражения, солдаты и офицеры, даже будучи окружены без надежды на спасение, часто выбирали путь упомянутого лейтенанта Мочалина, стрелявшего, пока не кончались боеприпасы. Битва за Грозный стала поистине пирровой победой: армия постсоветской России поставила рекорд единовременных потерь, который, надеемся, она уже не побьет.
Потери боевиков точно оценить затруднительно ввиду иррегулярного характера их войска. Масхадов объявил о гибели в Грозном 580 инсургентов, однако очевидно, что это относится к тем боевикам, о которых у начальника штаба Дудаева в принципе были сведения. Далеко не факт, что они составляли хотя бы большинство среди жертв боевиков. Данные Масхадова, конечно, являются оценкой снизу. На другом полюсе находятся официальные российские подсчеты. Широким жестом было объявлено о гибели сразу семи тысяч членов незаконных вооруженных формирований. Эти данные, вероятно, серьезно завышены: учитывая, сколько раненых должно было появиться в рядах боевиков при таких потерях убитыми, едва ли у чеченцев после такого кровопускания имелись бы силы продолжать войну. Реальная цифра чеченских потерь лежит, несомненно, где-то между этими оценками, однако точно подсчитать утраты боевиков едва ли реально даже для них самих, с учетом иррегулярности их формирований в целом, обилия частных армий и «диких» отрядов.
Жертвы мирного населения поддаются подсчету с еще большим трудом. Если учет жертв солдат и офицеров армии и чеченских боевиков велся плохо, то учет погибших грозненцев не велся вообще. Наиболее распространенной оценкой остается подсчет Эдуарда Гельмана, который, как и все прочие, является оценочным (за основу брались данные анкетирования беженцев). Результат его трудов — 25–29 тысяч погибших гражданских жителей Грозного — на данный момент является своего рода мейнстримом в скорбном деле учета жертв. Прочие оценки плавают в диапазоне от одной до трагикомических двухсот пятидесяти тысяч объявленных жертв. С тем, что жертвы населения были крайне тяжелыми, соглашаются единодушно все исследователи.
_grieves_16_January_for_a_relative(R)_reportedly_killled_during_a_Russian_attack_in_Grozny,_Russia.jpg?bwg=0)
Как всякая крупная трагедия, массовое заклание грозненцев произошло по многим причинам. С одной стороны, жители еще не были научены горьким опытом горячих точек, и не покидали дома до последнего. Во время боев за Грозный летом 1996 и осенью 1999 года те, кто еще оставался в этом злополучном городе, начинали по большей части бежать без оглядки, как только чувствовали угрозу. С другой стороны, в 1994 году российская сторона поначалу не озаботилась вопросом об эвакуации основной массы населения, а дудаевцы прямо препятствовали выезду тех, кто пытался покинуть этот циклопический крематорий. К тому же все соображения защиты населения были быстро отброшены воюющими.
Солдаты видели партизана в каждом встречном, а подвалы зачищались при помощи гранат, если только оттуда заранее не просили о пощаде. Выбора у российских солдат также не было: гуманист, проверяющий, кто находится за стеной, и пытающийся стучаться в двери (такие люди действительно находились), рано или поздно неизбежно получал в награду за благородство очередь в живот. Обстановка сама по себе диктовала поведение: безразличие к судьбе всех, кроме собственных однополчан, становилось одним из залогов выживания.
Армии как единому организму в боях за Грозный гордиться особенно нечем. Планирование операции было провалено полностью, а ее осуществление было ниже всякой критики. Штурм велся без учета состояния своих войск, сил противника, и даже адекватной по численности группировки войск не было создано, что для двухмиллионных вооруженных сил просто скандал. У Объединенной группировки попросту не было козырей, которые можно было бы разыграть.
Поводы для гордости есть, однако, у конкретных солдат и офицеров, у отрядов, непосредственно шедших в бой. Умирая сотнями, они, по крайней мере, умирали стоя. Чудовищная фраза Грачева о смерти с улыбкой на устах, конечно, не имеет отношения к реальности, однако упорства этим измотанным, часто израненным людям хватало с лихвой. Сомнительное утешение, но трагедии Мочалина, Мычко, Клупова, Рохлина, Сергеева, Вечканова и других — это трагедии тигров, а не койотов. Именно благодаря стойкости, находчивости и чувству долга солдат и полевых командиров Грозный был все-таки взят. Оказавшись в ужасающих условиях, солдаты и офицеры сумели на ходу перестроить тактику боя и медленно, но верно смять оборону дудаевцев, несмотря на провалы логистики и штабной работы.
Однако подвиг мертвых и искалеченных солдат в поле не должен закрывать от общества некомпетентность живых и здоровых руководителей силовой операции. Ситуация, при которой рассчитывать можно только на героизм рядовых и полевых офицеров, если и делает честь самим бойцам, является приговором военной организации.
Можно ли было лучше провести операцию? Да, безусловно. Можно ли было сохранить сотни жизней солдат и офицеров Объединенной группировки и тысячи — мирных жителей? Нет сомнения.
Однако произошло то, что произошло. Несмотря ни на что, люди, с оружием в руках бравшие Грозный, сделали для России многое. Дудаевский режим превратил Чечню в огромного размаха мафиозную структуру, и не бороться с ним наше государство попросту не могло. Как бы ни были велики жертвы, и как бы трагически ни завершилась вся война, солдаты и офицеры Объединенной группировки сделали для своей страны все, что было в их силах…
20 лет Первой чеченской войне. Пролог
Первая чеченская война. Часть 1. Пир стервятников
Первая чеченская война. Часть 2. Morituri: идущие на смерть
Первая чеченская война. Часть 3. Град обреченный
Первая чеченская война. Часть 4. Черная дыра
Присоединяйтесь к нам:
