Вячеслав Дмитриевич Корнеев «Леший»

Вячеслав Дмитриевич Корнеев «Леший»

Вячеслав Дмитриевич Корнеев (Леший) служил в 45 Отдельном Разведывательном Полку Специального Назначения Воздушно-Десантных Войск. Воевал в первой и второй чеченских кампаниях,и участвовал в миротворческих миссиях в Республике Абхазия и в Боснии и Герцеговине. Имеет Орден Мужества, Медаль Ордена «За заслуги перед Отечеством» 2 степени, две медали » За Отвагу» и ряд медалей Министерства Обороны и различных общественных организаций.

О себе, о службе, жизни и песнях рассказывает ветеран разведки, автор-исполнитель Вячеслав Корнеев.

— Родился я 25 февраля 1976 года в заполярном городе Ковдор, что в Мурманской области. Школьные годы пролетели незаметно, и весной 1994 года меня призвали в армию. Несмотря на мое страстное желание служить в воздушно-десантных войсках, привезли меня в артиллерийскую учебку в Парголово, что под Питером. Выучили на командира расчета противотанкового орудия МТ-12, присвоили звание младшего сержанта и распределили в 134-й гвардейский мотострелковый полк 45 мсд миротворческих сил, который базировался в поселке Каменка Выборгского района. Командиром нашего полка был гвардии полковник Михаил Юрьевич Малофеев. 17 января 2000 года он погибнет в Грозном в звании генерал-майора и будет посмертно удостоен высокого звания Героя России.

Как-то ночью я, дежурный по солдатской столовой, представился проходящему мимо генералу и попросил направить меня на Кавказ. Было ли это безрассудством? Не знаю. Только в ответ я услышал: «Какое подразделение? Сдать наряд, в расположение бегом-марш»! И закрутилось! Получение оружия, снаряжения, продовольствия. Построение личного состава. Командир зачитывает списки убывающих, но моя фамилия в этом списке не звучит! Почему? Видя мою непреклонность, командир вывел из строя залитого слезами парня, а его место занял я. Так я стал заместителем командира взвода, убывающего на войну.

Первые впечатления

На следующий день в составе батальона прилетели в Моздок, выгрузились на взлетке. Холод, грязь, толпы вооруженного люда снуют туда-сюда. Увидев среди солдат музыканта Юрия Шевчука, пробился к нему и попросил автограф. Тот не отказал и расписался на верхней деке моей гитары. Мы даже спели с ним вместе пару куплетов из «Последней осени».

Переместившись в поле рядом со взлеткой, переночевали. А с утра глядь — батальона нашего нет! А мы, 22 бойца в бронежилетах и касках, с оружием и снаряжением, остались одни, без офицеров. Никому не нужные, никем не разыскиваемые!

Трое суток продержавшись без горячей еды и воды, успев сжевать сухпайки и сжечь все противогазы, шинели и валенки, раздобыли патронов и гранат. Просто встали в какой-то получающий боеприпасы строй и получили по полшапки патронов! Ни фамилий у нас не спросили, ни подписаться нигде не заставили. А два ящика гранат мы ночью утащили из неохраняемого капонира, набитого этим добром доверху.

В один из дней повстречали полковника, грозным голосом остановившего нас: «Кто такие? Что за стадо?» Я представился, пояснил. Полковник приказал следовать за ним и привел нас в баню. После помывки он отправил нас в столовую. Чистые и сытые, мы сели в автобус, и поехали с полковником, как потом выяснилось, в город Прохладный, в 135-ю мотострелковую бригаду.

В бригаде нас покормили, переодели, перевооружили и через день отправили колонной в Чечню. Ехали мы недолго, часто избегая дорог общего пользования и бросив по пути несколько неисправных машин. Вот уже и артиллерийские позиции… Гаубицы и самоходки оглушительно бьют туда, куда, утопая в грязи, ползет наша колонна.

Спрыгнув с «Урала» на землю, я поскользнулся. Принимая устойчивое положение, понял, что стою на трупе, раскатанном в дорожной колее. Помогая выбраться из машины остальным, предупредил, чтобы были внимательней. Обезображенный труп — вот что мы увидели в Чечне в первую очередь.

Задача, поставленная нашему подразделению, привела нас на центральный рынок Грозного. Грузовики тесно набились в примыкающий к зданию рынка дворик, и пока мы выгружали из них сухпайки, вещмешки и спальники, они уныло ждали своей печальной участи.

Какой-то пробегающий мимо мужик, увешанный «Мухами», гранатами, ножами и пистолетами, нервно поправляя болтающийся на бедре обрез охотничьего ружья, набросился на меня: « Вы … на… Вы зачем технику на… сюда загнали, мать вашу на…? Ее же пожгут всю».

Единственный наш БТР, оказывается, был сожжен еще на подходе. Закончив разгрузку и оставив на охране сухпайков Миколу Питерского, я отправился на рекогносцировку по зданию рынка. Личный состав умирал от жажды, а я обнаружил залежи банок с компотом! Мины, изредка пробивающие крышу, уже не пугали, но на душе было неспокойно.

И тут началось! Одна из первых мин влетела в сухпайки, закопав в них Миколу Питерского! Откопали. Жив! «Уралы» наши тем временем уже полыхали! Жаль, гитара сгорела в кабине. Чей-то вопль: «Там танк подбили!» Бежим смотреть. Осторожно выглядываем из окон. Вот он! Совсем рядом! Горит. И вдруг оглушительный выстрел! Снаряд попадает в пятиэтажку. Говорят, в это время ее штурмовали десантники. Потом — как во сне. Взрыв! Нас бросает на битые стекла! Когда улеглась пыль, мы увидели, что танка нет. Вечная память…

Просидев в здании рынка сутки, мы наконец получили задачу захватить высотный дом по улице Карла Либкнехта, прилегающей к небольшой рыночной площади.

Наш новый командир взвода обрисовал нам задачу в очень доходчивой форме: «Бежать быстро, не спотыкаясь о трупы. Остановка — смерть! Забежим в дом — разберемся!»

Побежали. Первая из трех девятиэтажек уже оказалась занятой десантниками, и нам без боя досталась вторая. Ни жильцов, ни боевиков, пусто.

Моему взводу было поручено закрепиться на шестом этаже и не дать противнику проникнуть в дом через крышу соседней пятиэтажки.

Квартира, окна которой выходили на крышу этой пятиэтажки, впечатляла, очень богатая была квартира.

Мы опустошили холодильник и накрыли в прихожей импровизированный стол, но не успели поднять за наступивший недавно Новый год и за новоселье открытые банки сгущенки, как в дом попало что-то серьезное. Здание тряхануло, начался пожар. Огонь распространялся настолько быстро, что мы едва выскочили из квартир в подъезд, как они выгорели дотла, и пока квартиры горели, мы, задыхаясь в дыму, сидели на лестничных маршах, потому что на улице — смерть. В третьей девятиэтажке были «духи».

Колбаса

На следующий день командир поставил задачу: «В связи с уничтожением противником всего продовольственного запаса батальона необходимо силами четырех добровольцев и чудом уцелевшей БМП неизвестной принадлежности пробиться на рынок. Там найти и затем вывезти максимальное количество продовольствия!»

Главным добровольцем оказался я. Я же решил подключить к этой задаче своих командиров отделений. Хорошие ребята. Надежные. Спустились, нашли в развалинах дома БМП и даже ее механика-водителя. Больше в экипаже не было никого, и где находится его подразделение, парень не имел ни малейшего понятия. Выслушав задачу, механ кивнул: «Сделаем, но… машина не поворачивает влево. Тяги перебиты! Будем вальсировать! Ну поворачивать влево, крутясь на 270 градусов вправо!»

Загрузились в десанты и рванули. Первый поворот влево… крутимся… страшно. Вперед! Второй поворот крутимся. Света в машине нет, открывать люки изнутри не умеем, если что, жуть! И вот сквозь грохот и лязг траков по броне застучали пули! И вдруг удар! Врезались! «Все живы? Приехали!» — это механик прокричал. Как оказалось, он всю дорогу ехал в положении «по-походному»! Под пулями! Ну дает! А он мне: «А чего? Триплексы перебиты, не видно ни черта!» Герой мужик!

Пробежали по рынку. Пусто, наши войска куда-то ушли, и, чего ждать, неизвестно. Продукты нашли быстро. Колбаса! Ее было много. Набив рты краковской и забросив автоматы за спину, быстро загрузили колбасой десантные отсеки БМП и собственные вещмешки и карманы. Ребячья жадность сыграла со мной злую шутку. Поняв, что загруженного провианта на батальон мало, я решил оставить своих ребят на рынке и, забравшись в башню машины, лично доставить груз и вернуться за второй партией. «Пошел!» — заорал я механику, едва добравшись до люка. И он пошел. Уверенно так, с форсажем! И не знал он, не ведал, что за его спиной я, в набитом колбасой бронежилете и с пухлым вещмешком, пытаюсь проникнуть в башню. Пока мы добрались до заветного дома, у меня не осталось ни одного целого магазина! А пустые я бросал на броню.

Сделав три рейда подряд, мы выполнили задачу. Спасибо братишке механу!

Штурм

В пятницу 13 января мой взвод получил приказ занять один из домов по улице Розы Люксембург. Он стоял торцом к президентскому дворцу, и попытки захватить его пока не увенчались успехом. В его подвале были зажаты державшиеся до последнего десантники, а в доме хозяйничали «духи».

Побежали к нашему дому через пустырь между пятиэтажками, попали под обстрел. Прятаться, кроме как за сожженной БМП, было негде. За нее набились всем взводом, идти дальше страшно. Но надо, иначе с фланга всех положат. Ринулись к кирпичной будке, такому тепловому центру с трубами и вентилями, укрылись за стеной.

Просидели за будкой час с лишним, ждали «Шилку». Она должна была прикрыть нас, стреляя по окнам дворца. Причем мы должны были бежать прямо под шквалом ее огня! На наших глазах трое бойцов из другого подразделения выскочили откуда-то и стремглав ринулись к нашему дому! В наш подъезд! Один из них в метре от двери упал, подстреленный снайпером, а двое заскочили внутрь. Один бросал раненому веревку из двери подъезда, но тот уцепиться за нее не мог, пули попадали в него одна за другой. Второй боец стрелялся с боевиками внутри дома.

Вдруг метрах в двадцати от нас с характерным свистом прилетает и разрывается мина! Одному из наших осколок задел ногу. Ну вот, думаю, перевязывая раненого, началось! Предложил командиру расположить взвод внутри дома: «Вероятно, «духи» в эту минуту корректируют огонь своего миномета!» Взводный озвучил предложение комбату. Ответ яркий: «Нет, ждите, сейчас будет команда! Лучше проверьте этот дом на наличие снайпера. Достал, г-гад!»

Что ж, разбились на три группы, по три человека в каждой, обежали дом с противоположной стороны и запрыгнули в окна. Чисто. Когда возвращались, на втором этаже услышали два сильных взрыва подряд. Примерно там, где мы только что оставили свой взвод. Броском вниз! А там… Кровь, дым, стоны! Командир отделения Дэн Золотых со своей тройкой закончил досмотр своего подъезда раньше нас, вышел, и его накрыло — лежит в крови! Командир, Стас Голда, ранен. Позже врачи насчитали на его теле восемнадцать осколочных ран, а Родина наградила орденом Мужества.

Связист где, станция жива? Наша Р-159 на груди у Миколы Питерского приняла на себя несколько осколков, но работала исправно! «Фреза», — кричу я. — «Фреза-12», у меня «200» и «300», количество уточняю, и командир ранен! Прошу помощь в эвакуации!» А комбат спокойно отвечает, что дана команда на штурм и чтобы я собрал здоровых и выполнил задачу. И обещает эвакуировать раненых, даже не спрашивая, сколько их. Взвод сводный, кто и откуда придан — неизвестно, адресами со всеми не обменялись, фамилий многих не знаем. Так и сражались за Родину.

И правда, левее от нас выехала на прямую наводку и заревела огнем «Шилка». Мне ничего не оставалось делать, как послать «Фрезу» ко всем чертям и начать оказывать помощь истекающим кровью парням. Их эвакуации я все же тогда добился. И задачу поставленную мы выполнили. Кровью и потом. Так я стал командиром взвода. Взвода из девяти человек. Минус тринадцать!

Дальше все пошло просто. Готовы, «Фреза-12»? Готовы, отвечаю! «Вперед!» — крик из рации. А что такое штурмовать дом вдевятером, без прикрытия дымами, не понимая, где свои, а где чужие? Сейчас все это вспоминается, словно страшный сон или кадры из фильма. Весь в крови, черный от грязи и копоти, за спиной семь автоматов, оставшихся от эвакуированных ребят, в руках ПКМ с сорока метров кромсающий дом, к которому бегут мои ребята! Тактика? Да какая, к черту, тактика? Добежали до пятого этажа, на ходу закидывая гранаты в двери и иногда стреляя. Закрепились. Посчитались. Все.

Уже позже, когда надо было вытянуть на себя основные силы, мы зачистили все квартиры нашего подъезда сверху вниз. Ходить по улице в ту пору было дурным тоном, поэтому основные силы подтянулись к нам сквозь стену, в которой мы пробили дыру при помощи гранатомета, какой-то матери и невесть откуда взявшейся кувалды!

Именно в этом доме, «одолжив» у друга Сашки Лютина его СВД, на прикладе которой уже было три надреза штык-ножом, я и стал снайпером. Оборудовал замечательную, тактически грамотную позицию. Устроился в ванне, на табуретке. Для упора — предварительно опустошенный холодильник. Оттуда, через небольшое, пробитое снарядом отверстие в стене, простреливал внушительный отрезок местности перед домом, а именно — пристройку к президентскому дворцу и часть самого дворца.

Однажды к нам в дом забежали морские пехотинцы: два офицера и матрос. Матрос, как оказалось, был настоящий, с боевого корабля! Возможно, именно поэтому он чуть не пристрелил меня, когда я менял позицию. Но впечатлили меня морпехи другим. Охотой на живца! Один, встав в проеме окна, начинал веером поливать дворец трассерами, а второй, в глубине комнаты, изготовив к бою РПГ-18, ждал. Как артиллерист, я понимал, что ходят парни по лезвию бритвы, но им упорно везло. Клев на живца был отменный, и вскоре я присоединился к этой «рыболовной артели», а матрос следил, чтобы никто из бойцов не вышел на мою пулю, перемещаясь по квартире.

Боевое содружество

Был день, когда командир роты поставил мне задачу взять трех добровольцев и с ними найти и эвакуировать с уличных завалов тела двух погибших — Сергея Леся и Димы Струкова из третьего взвода. Они погибли несколько дней назад. Попытки найти их уже были предприняты старшиной роты прапорщиком Пуртовым. Тогда его с бойцами «духи» зажали за пилястрой (это такой выступ из дома размером в два кирпича) и стали методично разрушать укрытие, ведя по нему невероятно плотный огонь из дома, который мы потом занимали взводом. Мы их вытащили вдвоем с моим земляком Помором, прикрывая отход своим огнем. Никогда не забуду, как прапорщик Пуртов делая перебежку, спотыкается, падает и в том месте, где только что был он, в кирпич вгрызается автоматная очередь…

В общем, задача понятна. Я — автомат на плечо, каску на голову. Одному бойцу предлагаю пойти, второму, третьему, а они — кто с животом, кто с внезапной головной болью, кто с поста. Рисковать не хотят, хоть тресни. Но когда поиски добровольцев дошли до ребят из Дагестана, те, без лишних слов: каску на шапку и пошли, командир! А ведь они совсем не знали погибших, за которыми нам предстояло идти! И вот таким составом я, два дагестанца и казах ушли в поиск.

Тело Сергея мы нашли быстро, донесли до той самой будки, а дальше — стоп. Огонь такой плотности, что становится ясно — при свете дня не пройдем. Даже задымив этот проклятый участок. Пробовали. Вернуться в дом сумели только под утро, оставив Сергея на месте, но положив тело так, чтобы его было видно из наших окон. Забрать и передать тело в тыл смогли не раньше, чем через несколько суток, когда боевики без боя оставили дворец.

Как-то в разгар боев на нашем участке комбату понадобилось съездить в тыл, и для охраны он взял с собой меня. Тыловые подразделения находились тогда в парке имени Ленина. Я, предоставленный сам себе на некоторое время, бродил по парку, удивляясь, как они живут здесь, в палатках? А если мина? И вдруг что-то показалось мне странным. Везде, где бы я ни проходил, все замирали, бросали заготовку дров, уборку и молча смотрели на меня. И было в этих взглядах какое-то почтение, уважение вперемежку с состраданием.

«Смотри, смотри, с передовой парень!» — услышал я и, словно очнувшись, огляделся. Потом посыпались приглашения на обогрев в палатки, расспросы, поздравления с тем, что живой! «В чем дело?» спрашиваю. – Откуда вы знаете, что я с передовой?» «А ты себя в зеркало видел?» — спрашивает один. «Нет, конечно! Откуда зеркала в городе? Все сожжено да разбито!» — смеюсь. «На-ка, взгляни! Таких, как ты, к нам только мертвыми привозят!» — смущаясь, протянул мне зеркальце боец. Ну, я взглянул. Взглянул — и испугался. Из зеркала на меня смотрело чудовище в грязной, рваной черной шапочке с черным закопченным лицом, обгоревшими щетиной и бровями, красными слезящимися глазами.

Чуть позже, когда бои за город переместились в другие кварталы, мы решили навестить менее пострадавшие подъезды нашего дома. Найти что-нибудь типа матрасов. Моему взводу везло на дотла сгоревшие квартиры, и крайнюю неделю я спал на двух ящиках из-под ВОГов, без спальника, естественно. Набрав барахла, на обратном пути в свой «храм» мы увидели интересную картину: дудаевский дворец лихо штурмуют парни в белых маскхалатах и в невиданных доселе разгрузках. Спецназ, не иначе, зло подумал я, пару дней назад бы вас сюда!

Спустя полтора десятка лет, отмечая с друзьями-однополчанами 30-летие 901 ОБСпН, мы смотрели чеченскую хронику, как вдруг… В кадре замелькали торец нашего дома и отверстие, пробитое снарядом, через которое я когда-то сделал свой первый выстрел из СВД. Так те парни в маскхалатах оказались мои нынешние друзья! Как тесен мир!

Потом наша война пошла на убыль. С месяц мы стояли в поселке Андреевская Долина при ЦБУ, потом в Шали. В мае, когда война ушла в горные районы, наш батальон, потерявший больше половины личного состава, вывезли для отдыха и доукомплектования в Ханкалу.

На стрельбище в карьере я встретил земляка Диму Кокшарова. Разговорились. Он служил в 45-м полку ВДВ. А суровые парни, спускавшиеся на веревках вниз в карьер и выполнявшие непонятные мне тогда тактические упражнения с невиданными в пехоте «винторезами», оказались его сослуживцами. Крутые разведчики, подумал я, куда мне до них!

Новая жизнь

В сентябре война для нас закончилась. Батальон колонной убыл в пункт постоянной дислокации в Прохладный. Я ехал на броне замыкающей БМП, и всю дорогу за нами волочился привязанный к броне веник, чтобы никогда сюда не возвращаться. Примета!
Уволился в запас. Приехал к родителям на Смоленщину. А там — мрак! Удручающее впечатление от вымирающего села. Безработица, алкоголизм, наркомания. Молодежь занималась тупой самоликвидацией.

Единственно верным решением стало возвращение в армию, причем всерьез и надолго. Командир 45 ОПСпН полковник Виктор Колыгин, к которому я приехал за отношением в 1996 году, сказал мне: «С гражданки на контракт не берем, оформляйся в тульскую дивизию, а оттуда переведем».

В 173-й отдельной разведывательной роте в Туле услышал похожее: «Давай сначала в полковую разведроту, а там посмотрим». Вот так, разведчиком разведроты 51-го парашютно-десантного полка я начал свой боевой путь в ВДВ.

За год службы я успел съездить в трехмесячную командировку в Абхазию. Несколько лет в Гудауте десантники выполняли миротворческую миссию, и в дело восстановления мира на юго-восточном побережье Черного моря я внес свой небольшой вклад.

После Абхазии на меня обратил пристальное внимание помощник начальника разведки дивизии майор Сергей Кончаковский. Он задавал провокационные вопросы, следил за моими ответами и действиями. Вскоре Кончаковский предложил мне поехать в Сокольники и поговорить с командиром особого отряда 45-го полка, куда я и убыл, заручившись необходимыми рекомендациями.

Особый отряд

Служба на новом месте увлекла и поглотила с головой. Нравилось все: люди, снаряжение, вооружение, техника, подход к проведению учебных занятий.
Когда я приехал на выходные в Тулу с целым рюкзаком спецназовских прибамбасов и в модном синтепоне да рассказал офицерам обо всем, что увидел и узнал за месяц службы в разведке специального назначения, большинство из них загорелись туда перевестись. Что вскоре и сделали.

История появления моего позывного — Леший — весьма забавна. Командир разведгруппы капитан Станислав Коноплянников, построив нас, молодых разведчиков, приказал придумать себе позывные. Я придумал «Леший», но не стал его озвучивать, боясь попасть в неловкую ситуацию, подозревая, что такой позывной в полку уже есть. И когда командир, обходя строй и записывая придуманные позывные, остановился передо мной, я сказал ему: «Не придумал, товарищ капитан». На что он ответил: «Ну что ж, тогда будешь Лешим!» С тех пор, с 1998 года, я — Леший.

В сентябре 1999-го полетели в Дагестан, в пекло разгоравшейся войны. Выполняли различные задачи по разведке местности, поиску и уничтожению баз боевиков. В октябре, работая в интересах 61-й отдельной Киркенесской Краснознаменной бригады морской пехоты Северного флота, первыми вышли к Тереку.

14 октября, выполнив задачу по ведению оптической разведки населенного пункта С., наша группа выдвинулась в район эвакуации. Шли с повышенным вниманием. Постоянно казалось, что слева по курсу что-то не так, будто кто-то смотрит на нас.

А вот и броня! Стало спокойнее. Вдруг оживает радиостанция. Следует приказ, который в корне изменил наши планы, а многим и судьбы. Нам предстояло досмотреть домик лесника, находившийся неподалеку, но в противоположной стороне.

Два наших БТРа (на первом старшим ехал командир группы Павел Клюев, на втором — В.) пошли по узкой дороге вдоль Терека. Берег реки низкий, места заросшие, дикие, красивые. Справа от дороги четырехметровые камыши, слева — поворот и густая зеленка на полутораметровом искусственном валу.

На входе в правый поворот, перед огромной лужей, машина сбавила ход, а меня что-то заставило обернуться назад. Показалось, что боковым зрением я уловил нечто похожее на мишень «гранатометчик». Прошло секунды три, прежде чем я сообразил — это действительно гранатометчик! Бородатый, замаскированный ветками, он изготовился к стрельбе с колена, и казалось, что целится мне прямо в лоб с каких-то пятнадцати метров! Этого я допускать никак не хотел, поэтому с криком: «Вон он, сука!», развернул СВД в его сторону. Следующий мой крик: «Внимание! Слева», потонул в грохоте выстрела и убившего бронетранспортер взрыва. Как мы оказались за броней, не помню, видимо, сказались упорные тактические тренировки.

От избыточного давления в моторном отсеке вырвало и подняло силовые люки. Думаю, это спасло жизнь многим из нашей группы, потому что с придорожного вала нашу безжизненную машину в упор расстреливали не менее десятка боевиков, тогда как их гранатометчик готовился ко второму выстрелу. Высадив по магазину, автоматчики залегли перезаряжаться, а гранатометчик вновь всадил «блоху» в корму нашей машины. И снова свинцовый ливень! И так три раза подряд. И все три раза гранатометчик долбил в корму.

Прячась под носом «коробочки» с бесполезной на дистанции 10–15 метров винтовкой, я не представлял, что с группой. Живы ли парни? Рядом Новосел. А остальные? С обочины к нам подполз Абрек и жестом показал вверх, на броню, а там — Клюев. Он лежал, завалившись на истекающего кровью Игоря Сальникова — Гошу. Веря, что спасем, мы с Абреком аккуратно стянули их с брони. Голова Гоши была пробита, но признаки жизни вселили в нас надежду. Я пытался обнаружить признаки жизни и у командира группы, но, увы. «Как Паша?» — спросил Абрек, перевязывая Гошу. «Нет больше Паши!» — ответил я, роняя бесполезный бинт. Гоша же скончался через несколько дней, уже в госпитале. В тот день, когда хоронили Пашу.

«Духи» сами подсказали, как бороться с их атакой, начав забрасывать нас гранатами. Абрек остался с Гошей и Пашей, а я вернулся к Новоселу под нос БТРа, как вдруг из-за вала вылетает Ф-1 и падает на дорогу метрах в пяти-семи от нас! Это были бесконечно долгие секунды, как в замедленной съемке. Кричу: «Новосел, граната!» «Какая граната?» — таращит он глаза. «По-моему, эфка!» — и падаю между Пашей и Гошей, накрыв голову руками. Плотно сжатые ноги вытягиваю к центру взрыва и жду — куда мне осколок прилетит? Взрыв. Пронесло! И уверенная перебежка назад, туда, где только что рванула чертова граната.

Падаем, вынимаем из разгрузок все наши гранаты и спокойно, методично, с отстрелом чеки уверенно перебрасываем их на ту сторону вала! Как вам такое, боевички?

Помогло! Новосел догадался залезть в БТР и, используя механический спуск, опустошить короб ПКТ. Наступил перелом в боевой обстановке, стрельба на время затихла, стали слышны стоны раненых и треск веток. Веток! Значит, боевики готовились к эвакуации. Тут подкатил второй БТР, по какой-то причине он отставал, и его появление заставило боевиков ускорить свой отход, прикрывая его активным огнем. Настолько плотным, что двум нашим пулеметчикам, забравшимся на вал, пришлось оставить свои позиции и сползти к дороге. Дальше снова, как в замедленной съемке кинобоевика: на вал в полный рост поднимается В., вздымает свой АКМС с барабаном на 75 патронов, рядом падают скошенные вражескими пулями ветки, а он, словно заговоренный, стреляет в зеленку, пока не заклинивает барабан. Кора и клочья листвы летят ему в лицо, но он, не пригибаясь, стреляет!

В. — человек беспримерной храбрости, воли и бескомпромиссности. Настоящий русский офицер. Я рад, что многочисленные его подвиги были замечены, и Указом Президента России ему присвоено звание Героя России. Через несколько лет.

Бой затих. «Кто?» — коротко спросил В. «Паша, Гоша», — ответили мы с Новоселом. Принесли и Витю Никольского, ему пуля прошила бедро навылет. Подошли к лежащим на земле ребятам. Я сжал в руке запястье командира группы в надежде почувствовать пульс, и вдруг: есть! Кричу: «Товарищ майор! Пульс есть». В. потрогал шею Паши и молча покачал головой. Оказывается, от волнения я слишком сильно сжал руку и почувствовал свой пульс.

К месту боя подлетела БМП с разведчиками из ставропольского полка. Спешившись, они заняли оборону вокруг нас, недоверчиво поводя головами в поисках противника. Устали, наверное, целый день нас эвакуируют-эвакуируют, все никак. Тут еще второй наш БТР развернулся и начал сдавать назад, чтобы взять на прицеп подбитого собрата и утащить его в расположение полка. Колесом БТР заехал в лужу на обочине. Там — мина. Стук, мощный взрыв, и многотонная машина прыгнула вверх. Всех расшвыряло взрывной волной к разные стороны!

Мгновение, тишина, я лежу посреди дороги, удивленно смотрю на черный резиновый снег — это колесо бронетранспортера, расщепленное разрывом мины в хлам, медленно и печально вальсировало мелкими черными снежинками на землю, оседая на лицах живых и мертвых разведчиков. Спасибо тебе, думаю, братишка-водитель первой брони, прислушался ты к нашим советам не наезжать на лужи. Если бы мы первыми наехали на эту мину, в живых не осталось бы никого.

Как только вернулся слух, сквозь звон в ушах я услышал болезненный стон. На валу лежал ставрополец Миненков. Нога оторвана, но сам в сознании, даже пытается жгут наложить. «Как нога?» — спрашивает. «Все в порядке, ходить будешь!» — отвечаю, а сам незаметно отодвигаю оторванную ногу, которая лежит рядом с его головой, вниз. Кровь остановили, человека спасли.

Добавлю, что указом исполняющего обязанности Президента России от 17 января 2000 года Михаилу Миненкову присвоено звание Героя России.

Сняв с разбитых БТРов пулеметы и расстреляв бортовые радиостанции, мы приняли решение машины взорвать. Возможности вытащить их в тот день у нас не было, а боевикам оставлять нельзя. Я готовил нашу машину к подрыву, а из глаз текли слезы. С этой минуты начиналась моя другая, взрослая жизнь.

Жизнь в спецназе ВДВ.

Группа, проводившая досмотр района боестолкновения и эвакуацию брони, обнаружила еще несколько установленных на дороге мин и фугасов. Судя по всему, боевики готовили мощную засаду, и вовсе не мы были их целью. Весьма вероятно, что тот бой предотвратил большую трагедию, так как по этой дороге ожидалось прохождение колонны одного из парашютно-десантных полков.

Ну а мы, горстка оставшихся относительно невредимыми разведчиков, контуженые и усталые, с суровыми, хмурыми лицами предстали перед грозным оком генерал-майора Попова, который лично встречал у борта вертолета, доставившего нас в ЦБУ. Его приветственная речь повергла парней в шок: «Так, бойцы, я, конечно, все понимаю, война идет, но форму одежды соблюдать надо! Где ваши кепки, товарищи разведчики?»

Через несколько дней мы собрались в нашей палатке, чтобы помянуть погибших друзей. Нам как раз сообщили, что Гоша умер в госпитале. Когда в память о погибших братишках подняли третий тост, заместитель командира 218-го батальона спецназа майор Петр Яценко, взяв в руки гитару и положив перед собой листок с текстом, спел свою новую песню о нашей группе. Пока он пел, казалось, что мы снова переживаем тот короткий, но жестокий бой. Многие украдкой, отворачиваясь, вытирали скупую мужскую слезу.

Петр Карлович сидел прямо напротив меня, и когда песня закончилась и все пришли в себя, я попросил у него листок с текстом, чтобы переписать его в свой блокнот. Вернуть листок Яценко мне так и не довелось. На следующей задаче, на которую мы вышли двумя группами, Петр Карлович, командуя разведывательной группой специального назначения, пал смертью храбрых в бою с превосходящими силами противника. Указом Президента России от 24 марта 2000 года Петру Яценко присвоено звание Героя России (посмертно).

Листок с песней хранится теперь в музее боевой славы ООСН 45 ОПСпН ВДВ.

«Спецназовская чуйка»

Много было интересных задач. В ноябре выходим на засаду. Двумя группами. Наша направляющая. Два ночи. Зарядились, проверили связь, попрыгали. Команда: «Головной дозор, вперед!» Двинулись. С первым же шагом страх отходит на второй план, уступая место вниманию и осторожности, холодному расчету и молниеносной реакции. Но страх не исчезает совсем. Кто сказал, что разведчик ничего не боится? Вранье! Еще как страшно!

Но настоящий разведчик умеет управлять своим страхом, направляя его в нужное русло так, чтобы страх становился осторожностью. Идем. Как и раньше, все пять чувств сжаты в кулак и работают на пределе. Но почему-то именно на этой задаче к ним добавилось еще одно, шестое чувство — так называемая «спецназовская чуйка». Это когда ты выходишь на задачу и заранее знаешь: что что-то произойдет, а иногда даже понимаешь в какой именно момент. Так и в этот раз.

На каждом шагу спотыкаясь, иду и стараюсь сохранять спокойствие. Кто ходил ночью по скошенному кукурузному полю, тот меня поймет. До опушки леса, покрывающего хребет, через который нам надо перевалить, всего шестьсот метров, но какие это были метры?! Мы шли их четыре часа! Чувство, что за нами кто-то наблюдает, не оставляло меня ни на минуту! И тут я услышал два удара металлическим предметом по газовой трубе, протянувшейся параллельно нашему маршруту слева, внизу. «Стой! Внимание!» Докладываю об ударах командиру. Тот не слышал никакого стука. «Вперед!» Не успели тронуться, как снова: «баммм-баммм»…

Поскорее бы спасительный лес! Растворившись в зеленке, вышли на связь, перевели дух, и опять: «Головной дозор — вперед!» Командир упорно не желал идти по ночной дороге, предпочитая пересеченную местность, а именно — плотные заросли колючей акации, через которые две разведгруппы с приданными от морской пехоты артнаводчиками и радистами и одетые в мохнатые костюмы «Леший», продирались с оглушительным треском! Но время поджимало, и я все-же сумел убедить командира идти по дороге!

Быстро, без лишнего шума и приключений, вышли к нужной опушке и разошлись по своим участкам для организации засад. Основным объектом нашего внимания оказалась грунтовка метрах в сорока от опушки. Именно на ней Крот и установил мину МОН-50. Но почему-то в этот день «духи» категорически не желали пользоваться дорогами и тактически грамотно пошли по опушке, едва не наступив при этом на ствол моего ВССа! Увлеченно общаясь, надо мной прошла одна пара боевиков с автоматами наперевес, с интервалом пятьдесят метров — вторая. Я успел заметить в мешке одного из них что-то круглое, напоминающее противотанковую мину.

Где же команда отработать противника? Когда «духи» шли надо мной, я прикрыл радиостанцию рукой и чувствовал, что в нее что-то говорят, но что? Подарив бандитам еще пару минут жизни, мы пропустили их на засаду другой группы. Разумеется, предупредив братишек, что к ним спешат гости.
А вдруг это всего лишь головняк банды? Что делать? Размышления прервала ожесточенная стрельба в районе второй засады! Пошла работа! Слева гул двигателя! В сектор поражения нашей мины въехал вишневый красавец «Гранд-Чероки»! В прицел я отчетливо видел здорового бородатого дядьку. Сжимая в руке автомат, он сосредоточенно смотрел вперед. Взрыв! Джип накрыла туча взметнувшейся пыли вперемешку с дымом, из которой машина так и не выехала. Пелена развеялась, и мой взгляд зафиксировал цель. Ну, думаю, приехал ты, мистер Басаев, стреляю по дверям, слышу звон осыпающегося стекла.

Посмотрев направо, узнать как там наши, я увидел, что группа начала отход. Как? Зачем? Ведь в машине… Можно было только догадываться, что и кого можно было обнаружить при досмотре джипа. Но отход, так отход. Даю команду наблюдателям слева и отхожу крайним. Предварительный пункт сбора — 200 метров в тыл. Передо мной Леха-радист. Звезда — его позывной. Бежит Звезда, поправляя рюкзак с радиостанцией на одном плече. Неожиданно, ну очень неожиданно для нас, слева по группе заработал ПКМ! Я изготовился к бою, Звезда правее прорывался сквозь колючки, застрял. Кустарник уже начал осыпаться под градом пуль! Да бросай ты этот чертов рюкзак, друг! Бросил. Ушел. Слава богу!

Кое-как собрались в пункте сбора. Считаемся. Все? Нет одного — Часового. Вызываем по станции — в ответ щелчки. Ясно, работает только на прием, село питание. Сориентировали. Меня отправили его встречать! Встречаю. Смотрю — бежит, да не один! Сзади пристроился какой-то злодей с автоматом, и не отстает! Ну, думаю, Олежку нашего решили живьем схватить? Не допустим мы этого! Беру негодяя на прицел, подпускаю поближе, вывожу холостой ход. Стоп! Да это ж наш, Рязань! Эх, командир! Теперь точно все в сборе.

«Звезда, давай связь!» — рычит командир. «Да какая я теперь Звезда, нет у нас больше станции», — понуро отвечает радист. Вспоминаем о радисте морпеховского артнаводчика. Непосредственно перед задачей я укрепил на его радиостанции «Историк» грамм 300 взрывчатого вещества ПВВ-5 с запалом ЗТП-50 и проинструктировал: «В случае угрозы попадания станции в руки противника переводишь чеку капсюля-воспламенителя в боевое положение и выдергиваешь кольцо, понял?» Понял он, ага! С первым же выстрелом парнишка подумал, что все басмачи с окрестных кишлаков ринулись в атаку с целью завладеть его радиостанцией, и отважно взорвал ее при отходе! Дела!

Выйдя в район эвакуации, кое-как по радиостанциям, предназначенным для работы внутри группы, вызвали броню, причем для увеличения дальности связи радисту пришлось влезть на высокое дерево! И смех и грех. Красивая была эвакуация. С перебежками и непременными дымами. А командир второй группы, как оказалось, был очень ленивым человеком! Или очень умным. Он не пошел в район эвакуации пешком, а прилетел в него на комфортабельном вертолете марки Ми-8! Так удобней, объяснил он, руководя выгрузкой с борта трофеев и их бывших обладателей. Кстати, то круглое в мешке, напоминающее противотанковую мину, оказалось довольно вкусным лавашем.

Но на этом задача не закончилась. Прибывший на вертушке начальник разведки группировки приказал группе вылететь вместе с ним и показать уничтоженный в бою джип. Есть. Пролетая над местом засады, обнаруживаем, что машины и след простыл!

Четко видим вспаханный взрывом угол атаки нашей мины и все! Оказывается, «духи» уволокли машину в лес и тщательно замаскировали ветками. Но мы нашли! При досмотре джипа я работал в паре с Анатолием Лебедем, разведчиком-легендой, будущим Героем России, нелепо погибшим в 2012 году в ДТП. Результатами досмотра командиры остались довольны: документы, радиостанции, оружие и снаряжение. Прослушивание эфира помогло нам вскрыть девяносто два корреспондента, работающих в нашем районе разведки, и личность уничтоженного в бою полевого командира. Об этой засаде в 1999 году коротенькой новостной заметкой написал журнал «Братишка»: «Ноябрь. В результате поисково-засадных действий 45-м отдельным полком специального назначения ВДВ был уничтожен ближайший сподвижник Салмана Радуева с позывным…»

Радость побед и боль поражений

Помню гибель связиста отряда старшего прапорщика Алексея Рябкова.

На работу под Харачоем, что в Веденском районе, мы вышли двумя группами. Одну на вертушках забросили далеко в горы, вторая на БМД катила навстречу выполнившим свою задачу десантникам, обеспечивая им выход из района операции.

Рябков находился в группе на броне. Дорога серпантином тянулась по горным склонам. До блокпоста оставалось не дольше пяти минут хода, когда наткнулись на засаду боевиков. Взрыв позади головной машины колонны прогремел внезапно, следом посыпались автоматные и пулеметные очереди. Алексею пуля попала в шею. Он успел выпустить из автомата весь магазин, прежде чем упал, шепнув, что ранен.

Бой был коротким. Развернутые в сторону нападавших орудия БМД дали залп. Застрекотали автоматы бойцов. «Духи» поспешили ретироваться.
В Веденском районе наш особый отряд дал хорошие результаты в 2002 и 2005 годах. Мы взорвали несколько жилых баз и уничтожили боевиков разной иерархии. Помогли предыдущий опыт, знание географии троп и психологии поведения противника.

Однажды мою нестандартную внешность успешно использовали чекисты. Я, бритый наголо, но с солидной бородой, походил на чеченца, и сотрудники группы «А» ЦСН ФСБ России, переодев меня в соответствующую месту гражданскую одежду и повесив на шею кулон с изображением мечети, выпустили на улицу для ведения наблюдения за домом в частном секторе. Информацию, переданную мной, чекисты использовали по назначению — лидер местного бандитского подполья был обезврежен.

Творчество

В 2005-м, сразу после возвращения из командировки, я получил травмы не совместимые со службой в спецназе, и в 2007-м, завершив курс лечения, уволился в запас. И теперь, не имея возможности совершать прыжки с парашютом, ходить на задачи в составе разведгруппы, мне остается лишь писать, петь, рассказывать о спецназе подрастающему поколению и сотрудничать с военно-патриотическими клубами.

Первые стихи написал в Чечне еще в 2004 году. Как-то, летом 2005 года, моего хорошего друга, автора-исполнителя Виталия Леонова, попутным ветром занесло к нам в Хатуни с концертом. Радости от встречи не было предела! Для его проживания была выбрана, конечно же, палатка нашей разведгруппы. Листая мой блокнот, Виталий поделился мыслями, что из моих стихов могут получиться неплохие песни. В районе аэропорта «Нью-Хатуни» Виталя дал несколько концертов для бойцов и даже спел для разведгрупп, убывающих в ночь на задачу. Впечатлений от поездки у него хватило с избытком, и вскоре по возвращении с Кавказа у Виталия родилась замечательная песня о разведке с одноименным названием. Я же, услышав свои ставшие песней стихи, подумал: «А почему бы и нет?» – и решил сам попробовать свои силы в творчестве.

10 лет службы в спецназе ВДВ я искренне считаю лучшими годами своей жизни. Клип на песню о 45-м полку специального назначения воздушно-десантных войск снял мой друг Игорь Чернышев, в прошлом разведчик особого отряда специального назначения. Много лет назад, когда Игорю пришла пора увольняться со службы, именно у него я принял на вооружение старый, добрый «Винторез». Сейчас Игорь не только замечательный оператор и режиссер, но и талантливый актер театра и кино.

Я очень рад, что мои песни поселили в сердцах слушателей любовь к армии и желание служить Отечеству в спецназе ВДВ и других частях и подразделениях Вооруженных сил. Помните, друзья, это не вы отдаете армии годы своей жизни! Это армия дарит вам годы, которые делают вас настоящими мужчинами!

Разведчик спецназа ВДВ