Карабах

— Владимир Васильевич, что входило в функции возглавляемого Вами отдела?

— В КГБ СССР хорошо понимали, что национализм – это такая змея, которая
притаилась и может ужалить до смерти. Самым большим и мощным отделом
5-го Управления КГБ СССР был 2-й отдел, который занимался борьбой с
национализмом. До этого я работал в 5-м отделе КГБ Армянской ССР.
Закавказские проблемы были очень понятны. Мы в Армении пытались душить
националистов, сажали их каждый год.

После перевода в Москву меня «бросили» на карабахское направление. К
сожалению, у нас ничего не получилось, так как у нас, у КГБ, было одно
мнение, а у руководителей страны совершенно другое. Нас никто не слушал.

— То есть, даже при наличии спецотдела КГБ, занимавшегося проблемами
национализма на территории СССР, союзное руководство все равно
«проспало» начало конфликта в Нагорном Карабахе?

— «Проспало» потому, что было некомпетентно, не прислушивалось к нашим
сообщениям. А ведь мы заблаговременно предупреждали, что процессы там
зреют, национализм пробивается со всех сторон. Например, зверствовал и
сбивал молодежь с пути небезызвестный Зорий Балаян. А в Баку ему вторил
Зия Буньядов.

В конце концов, все вылилось в трагедию двух народов. Сотни тысяч беженцев с каждой стороны, люди побросали свои дома.

— Вы согласны с мнением экспертов о том, что конфликт в Нагорном Карабахе начал зреть задолго до 1988-го года?

— Эти процессы в кругах националистов зрели еще с 1960-х годов. До 60-х
годов обстановка в стране была стабильная. А затем пошел процесс
урбанизации, сельское население потянулось в города. Начала
образовываться новая интеллигенция, которая была весьма подвержена
всяким нездоровым течениям. И началась эпоха национализма.

Кроме того, экономические факторы. Подрастала новая элита, которой
хотелось потянуть на себя одеяло. Вспомните, ЦК Компартии Азербайджана
назначал чуть ли не руководителя столовой в НКАО. А местной
интеллигенции, партруководству хотелось самим кушать. Иными словами,
националистические лозунги служили во многом прикрытием главного —
раздела материальных благ: местная партийно-хозяйственная элита сама
хотела кушать хлеб с маслом, а не кормить кого-то в Баку.

Куча дестабилизирующих факторов все росла, а в это время центральное
руководство слабело. Приходили новые товарищи, началась перестройка.

— Но ЦК КПСС хоть как-то же должен был реагировать на события в НКАО,
ведь налицо был первый межнациональный конфликт на территории Союза?

— В союзном Центре не было единой позиции по карабахской проблеме.
Например, в Москве после событий в Сумгайыте состоялось закрытое
заседание Политбюро ЦК КПСС. После него в Баку отправился Егор Лигачев, а
в Ереван — Александр Яковлев. В Ереване Яковлев заявил, что Нагорный
Карабах — это исторически территория Армении. Мол, чуть ли не завтра в
Москве будет подписан документ, по которому Карабах будет ваш. В это же
время в Баку Лигачев убеждал, мол, ребята, вы что, границы республики
нерушимы, никто Карабах Армении отдавать не собирается.

А мы в это время сидели в Карабахе и тушили националистический пожар.
Люди вынуждены были бежать оттуда куда глаза глядят. Это было
сумасшедшее время, никакой единой позиции по Нагорному Карабаху у
союзного руководства не было. Был у Горбачева советник Шахназарян. Так
вот, он и супруга академика Сахарова Елена Боннэр «пели» одно, мол,
Карабах надо срочно передавать Армении. Им противостояли другие, которые
утверждали, что Карабах ни в коем случае нельзя выводить из-под
юрисдикции Азербайджана.

— Вы работали в НКАО и хорошо разбирались в местной специфике.
Действительно ли вирус национализма поразил все армянское население
области?

— После событий в Сумгайыте произошел психологический надлом. Мне
звонили из Москвы и предлагали, мол, может вам еще войск прислать в
область? Я им отвечал, что здесь нужны не войска, а психиатры и
психологи. А вместо этого вводили войска. Но после Сумгайыта у
карабахских армян появился страх: если мы не присоединимся к Армении, то
произойдет «карабахский Сумгайыт». Как мы не пытались их разубедить,
все было тщетно. Предприятия в области не работали, чем люди тогда
питались, непонятно. Но люди все равно стояли на своем.

Приезжали в область «мудрецы» из ЦК КПСС. Вся многотысячная толпа на
центральной площади в Степанакерте (Ханкенди – прим. авт.) вставала на
колени и кричала: «Ленин! Партия! Горбачев!». Тот же самый Разумовский
приезжал, который даже не смог выйти на митинг и сказать что-нибудь
толковое. Все время прятался за наши спины. Вот и допрятались.

Кстати, хочу рассказать один примечательный случай. В Аскеране стоял
батальон воздушно-десантной дивизии. Там как раз проходила граница между
азербайджанской и армянской сторонами. Так вот, те подразделения,
которые стояли на армянской стороне, были полностью «разагитированы»
против азербайджанцев, а те десантники, которые были на азербайджанской
стороне, были «разагитированы» против армян. А ведь это было одно
подразделение. Даже в воинских частях проходил такой раздел.

— Вы не первый собеседник, кому я задаю этот вопрос. КГБ СССР были
хорошо известны имена главных зачинщиков сепаратистского движения в
НКАО. Почему они не были арестованы?

— Ну, как их можно было арестовать? Ведь тогда была перестройка,
провозглашена гласность. Конечно, эту ситуацию можно было решить,
задавив одну из сторон конфликта – азербайджанскую или армянскую. Но кто
мог позволить такие фашистские методы? И потом, даже если бы мы кого-то
арестовали, это ни к чему не привело бы. Там от личностей не особо что
зависело. Я сам вызывал лидеров карабахского движения к себе в
кабинет, мы просили, угрожали, требовали от них прекратить митинги. Они
вроде бы давали обещание, но, выйдя из кабинетов, опять орали «Миацум».

Перед нами стояла задача – не допустить кровопролития. Костьми лечь, но
не допустить повторения сумгайытских событий. Каждое утро, в 05.00, мы
отправляли в Центр подробную информацию о событиях, свои предложения по
нормализации ситуации. Мы буквально кричали, что события приобретают
угрожающий характер.

Я считаю, что если бы СССР сохранился, то нужно было просто «заморозить»
конфликт и тот статус, который был. Необходимо было работать с людьми,
сбивать обоюдный «озверин», сближать два народа. Но центральная власть
все слабела и слабела…

— В заключение нашей беседы не могу не задать Вам один вопрос.
Сегодня, 19 августа, исполняется 19 лет с августовских событий 1991
года. После них одна из мощнейших стран мира практически прекратила свое
существование. Как Вы считаете, распад СССР был предопределен?

— Нет. Страну можно и нужно было спасать. Делать это нужно было путем
реформ. Никто не поднимал вопроса об отделении, но все хотели перемен.
Однако ГКЧП и последующие Беловежские соглашения все перечеркнули. Никто
ничего не хотел делать, никто не хотел уходить из руководства. Ни
Горбачев, ни Ельцин, ни партийная верхушка не хотели терять власть.

Бахрам Батыев